Кинематографика любви. Адель Барабаш

девятое.

      – Блядь! – кричат хором Петровы. Петр Гаврилович начинает хохотать – дурной знак.

      – А обменять можно?

      Петровы в кассу. Без антиковидных масок нельзя, кассир дает бесплатно маски и вызывает администратора. Администратор выписывает билеты на балкон, только не на первый, а на третий ряд. Опять бегут, раздеваются, Дарья бинокль взять не успевает, мелочи не хватает, а с пяти тысяч сдачи нет, врываются в зал – цокают, шаркают, шепчут, усаживаются, наконец. Ни хера не видно, оказывается. Петровы ерзают, оглядываются по сторонам – куда бы пересесть. Пересесть некуда!

      Маленький Тимофей забирается на колени к Алевтине, но хочет увидеть больше и лавирует между Алевтиной и Дарьей. То к одной сядет поерзает, то к другой. А на обед были бобы. Тимофей пукает, кашляет и стонет – голова у него разболелась. Алевтина понимает, что слишком крепко надушилась и соседям тошно. «Дурной тон, – думает Алевтина, – так крепко душиться в театр».

      – Я есть хочу! – громко заявляет Тимофей. Тучный Петр Гаврилович, согнувшись, пробирается по ногам соседей в боковую ложу. Выбравшись из ряда, лихо, с молодецким стуком проскакивает по ступеням к приставному стулу. Усаживается. Полсцены как отрезало. Но Петр Гаврилович понимая, что нехорошо возвращаться, подперев деловито голову кулаком, смотрит на то, что осталось.

      Актер, исполняющий главного героя, молодого ученого Христиана-Теодора, идиот. Орет как безумный, раскидывает по сторонам руки, вскакивает на бутафорскую крышу, спрыгивает обратно – стиль размышления. Что говорит – совершенно неважно и нечленораздельно, но прыгает ловко. Прибегает горничная Аннунциата в фартуке. Из-под сцены выползает ее отец, старикан Пьетро-людоед. Принцесса, одетая по-узбекски, в штаны и юбку, летит на театральной стремянке с лоджии дворца к ученому, на крышу его дома. Эффектно обмахиваясь веером, на сцену является Юлия Джули: жила на свете стрекоза, она была кокетка… Лакеи ведут министров.

      – Я есть хочу, – говорит Тимофей, кашляя и пукая.

      У Алевтины громко звонит телефон, и она от волнения не может его выключить и кидает Дарье.

      Ученый отправляет Тень к принцессе. Его, лишившегося тени, закатывают в пыльный ковер с головой.

      Спектакль – дрянь. А вот Тень хорош! Прекрасно играет.

      – Похож на дядю Гришу Неве́лова, который к нам в гости не приезжает! – громко заявляет Тимофей. – Может быть, он в театре играет? Я есть хочу! У меня голова болит!

      Тимофей присаживается на сложенное сиденье, оно раскладывается и громко клацает. «Мне плохо!» Тимофей валяется по свободным креслам, лезет на руки к Алевтине, взбирается на Дарью.

      «Интересно, – думает Алевтина, – видно ли что-нибудь Петру Гавриловичу? Сходить бы к нему. С другой стороны, если бы ему было плохо, он бы там не сидел».

      – Скоро ли антракт? – шепчет Алевтина Дарье. И, не дождавшись антракта, удаляется с Тимофеем из зала. Тимофею