Весна безумия. Нелли Ускова

салоне не хватало свежего воздуха, ещё и пахло персиковым вейпом. В кабинете татуировщика царила чистота, я бы даже сказала, стерильность, как в медицинском кабинете. Свет был приглушён, лишь лампа ярко мерцала над креслом. Резкий запах спирта ударил в нос. Затем уже стал различаться аромат туалетной воды Джорджа, древесный и пряный, ядовито-мужской, по силе запаха не уступающий спирту. Такой терпкий и резкий, что я чихнула.

      – Это Яна, это Джордж! – Инга тут же по-хозяйски угнездилась в кресле и бесцеремонно стала стягивать колготки.

      – Как мне приятно познакомиться, – расплылся в улыбке Джордж. И улыбка мне его не понравилась, слишком приторная. И весь он казался взрослым здоровенным дядькой с каким-то сальным взглядом. – Инга сказала, что ты придумала мне прозвище Дождик. А что, мне нравится! Очень мило. Садись, Яна, вон стул. Можешь альбом с эскизами полистать, вдруг что-то понравится, – говорил он с небольшим акцентом.

      Я из вежливости протянула руки к папке, открыла на середине, где на меня тут же оскалился красно-оранжевый дракон, а сама стала коситься на Джорджа. Он не внушал доверия, и я не могла понять почему – вроде выглядел милым и добродушным. Эскизы татуировок были интересные, оригинальные, со вкусом. Джордж явно был талантлив, но меня своим видом он лишь пугал.

      Инга развалилась в кресле, а мастер осторожно отклеил повязку со щиколотки и начал осматривать ногу.

      – Сегодня вот эту часть будем красить на костяшке, тут будет больнее всего – кожа тонкая и кость. Я пшикну анестетиком, но хочешь таблетку дам, обезболивающее? – заглядывал в лицо Инге Джордж.

      Ничего себе забота.

      – Вытерплю, в тот раз выдержала ведь! – фыркнула подруга.

      Он усмехнулся:

      – Ну да, вой стоял на весь район.

      – Я вытерплю! – сквозь зубы процедила Инга и откинулась на спинку кресла, вцепившись пальцами в подлокотники.

      Джордж натянул перчатки, протёр ногу спиртовой салфеткой, затем распылил, видимо, анестетик и, взяв аппарат в руку, приступил к работе.

      Раздалось противное жужжание, как у бормашины. У меня сразу заломило зубы от этого звука. Инга немного морщилась и, чтобы не выть, начала напевать под нос песни, ну, как петь, так же выть, но со словами. Причём чем больнее ей было, тем громче она пела.

      Джордж после каждой черты бросал на неё взгляд, а потом начал поглаживать её колено:

      – Терпи, девочка моя, сейчас будет самое больное место, я буду нежен.

      Инга морщилась, подвывала, а Джордж начал гладить не только коленку, а уже внутреннюю часть бедра. Я вдруг почувствовала тошноту, подступающую к горлу. Этот сальный взгляд, приторная улыбочка и откровенное лапанье подруги вызывали у меня рвотные позывы. Инга постанывала от боли, а ему это, похоже, нравилось.

      – Всё, мне пора! – я вскочила и, стараясь не смотреть ни на Джорджа, ни на Ингу, суетливо засобиралась к выходу. Меня мутило. – Инга, крепись! А лучше беги отсюда!

      – Я напишу тогда, – лишь пискнула подруга, зажмурившись.

      – А как же эскизы? Ничего не понравилось? – бросил