Роза в цвету. Луиза Мэй Олкотт

Розу не приучили к мысли, что единственной целью и итогом женской жизни является подходящая партия, вот она и встревожилась, когда первая волна приятного возбуждения отхлынула и она поняла, что притягивает к ней прежде всего ее состояние.

      Невозможно было не увидеть, не услышать и не понять этого по многозначительным взглядам, случайным словам, легким намекам: женское чутье проворнее, чем ум, улавливало корыстолюбие, которое омрачало для Розы многие нарождавшиеся дружбы. В ее глазах любовь была чувством священным, о ней и думать не полагалось, пока она не пришла, а далее ее надлежало принять с преклонением и хранить с верностью до конца дней. Понятно, что девушку коробило, когда о любви говорили с легкомыслием, а брак рассматривали как сделку, в ходе которой нужно торговаться, почти не думая о высоком долге, колоссальной ответственности и нежных радостях. Многое Розу озадачивало, и время от времени сомнения во всем том, во что она до сих пор верила и что принимала за истину, оставляли у нее ощущение, что она оказалась в море без компаса – новый мир был совсем не похож на тот, в котором она жила раньше, новичка он одновременно и очаровывал, и страшил.

      Доктор Алек уловил настроение своей племянницы и как мог постарался ее предостеречь, не нагружая слишком тяжким бременем житейской мудрости.

      – Для тех, кто тебя знает и любит, ты отнюдь не только наследница, а потому не смущайся, душа моя, и крепче держись за свою внутреннюю веру. Она – мерило всего, а потому всего, в чем тебе чудится фальшь, следует на всякий случай избегать. Проверяй каждого встреченного человека, и я убежден, что совесть, чутье и опыт не позволят тебе допустить тяжелых ошибок. – С этими словами доктор бережно обвил племянницу рукой за талию и бросил на нее полный доверия взгляд, сильно ее утешивший.

      После короткой паузы Роза ответила, причем на губах ее заискрилась нежданная улыбка, а перчатку она поднесла к лицу, чтобы не выдать себя зардевшимися щеками:

      – Дядюшка, уж если полагается иметь кавалеров, хотелось бы, чтобы они были поинтереснее. О какой приязни и уважении может идти речь, когда некоторые из них ведут себя так, как ведут, а потом еще и считают, что женщина должна чувствовать себя польщенной, если они предлагают ей свою руку? Сердца вышли из моды, так что про них они даже и не упоминают.

      – Ага! Так вот в чем твоя беда! У нас завелись сердечные невзгоды! – воскликнул доктор Алек, довольный тем, как Роза оживилась при переходе на эту тему, ибо он был – в чем ранее признался брату – не лишен романтических склонностей.

      Роза опустила перчатку и взглянула на дядю с забавной смесью умиления и отвращения.

      – Дядя, это полный позор! Я и раньше тебе хотела рассказать, но мне было стыдно, потому что мне неприятно хвастаться такими вещами, как хвастаются некоторые другие девушки, – да и истории такие нелепые, что вряд ли имеет смысл их тебе пересказывать. Впрочем, наверное, стоило это сделать, вдруг ты просто велишь мне составить хорошую партию – тогда, понятное дело,