Золото Ковалёва. Серж Сароян

кисти?

      – Ну да, они ими свои иероглифы рисуют.

      – Вот-вот. Я за одну такую кисточку ползарплаты отдавал. А когда открыл шкаф, там в углу стоял большой мешок, а из мешка торчит аппаратура. Ну я, естественно, вытащил из мешка, а это оказался чистый японский двухкассетник редкой марки SONY. Такую аппаратуру тогда мог позволить себе или богатый человек, или моряк торгового флота, который ходит в загранку, а в нашем случае в Японию. Ну я и вытряхнул всё содержимое мешка. А там этих кистей любых размеров, любых конфигураций!

      – Он тебе презентовал парочку?

      – А я его спрашивал?

      – А что, я думаю, он не жадный.

      – Вот и я так подумал, и забрал себе все.

      – Как? Без проса?

      – Когда на тебя такой клад сваливается, Васенька, обычно некогда кого-то спрашивать. Я подумал, что это мне бог послал. Да и подумал, зачем доктору кисти, да ещё такому уважаемому на весь город человеку? Потом, когда познакомились, я узнал, что он ещё и художник, выставляется на всесоюзных выставках, берёт заказы и т. д.

      Юноша мало понимал философию Николая. В самом деле, взял чужую вещь без спроса и без угрызения совести, ещё об этом весело рассказывает.

      – А кисти-то хоть ты ему вернул? – спросил он, чтобы хоть что-то понять.

      – Нет, Васенька, мы ими до сих пор вместе работаем, – улыбнулся Николай с тенью издёвки, – представляешь? Износа им нет! Потом мне дали небольшую мастерскую, где я писал плакаты, лозунги и прочие заказы. Заходит какой-то мужик в спортивной куртке и шапочке, долго смотрит, как я пишу буквы его кистями, и ничего не говорит. Я подозревал, что это и есть тот самый «уважаемый в городе человек», но тоже виду не подаю. Потом спрашивает: «Со мной работать хочешь?», а про кисти даже не намекнул. Потом я спросил его, почему за кисти ничего не сказал, и знаешь, что он мне ответил? Он говорит: «Кисти – это всего лишь кисти, а люди – это люди».

      – Коля, а сколько лет Сергею? – очевидно, в последний день Василий пытался узнать о человеке как можно больше.

      – Не знаю, то ли до войны он родился, то ли во время войны, – полушутя-полусерьёзно умничал Николай, – в общем, древний человек.

      – Получается, ему сейчас лет шестьдесят, а с виду – не больше сорока.

      – Получается так, – согласился Николай.

      – Так он, наверно, смерть Сталина помнит, – размышляя, заметил Василий.

      – А ты спроси его, – подкинул идею Николай.

      – Да неудобно, – замялся юноша.

      – А что тут неудобного?

      – Представляешь, – изумлялся юноша, – он старше дяди Валеры.

      – Старше-то он старше, – заметил Николай, – но ты не бойся, он простой молодой человек. «Простой» – ключевое слова. Я имею в виду, не зазнайка.

      – Старше всех, два института закончил, а не скажешь.

      – Что не скажешь?

      – Я хочу сказать, что со всеми ведёт себя на равных.

      – Да, это он умеет, – заметил Николай, – и с начальством на равных, и пашет, как все работяги: сачковать не станет, лопату из рук не бросит.

      – По лесам,