Львы Сицилии. Закат империи. Стефания Аучи

где у ее родителей вилла, небольшая, но с претензией на элегантность, и маленький сад. Джованна выросла там. На виа Матерассаи слишком тесно, слишком много домов, громоздящихся друг на друга, в узких душных переулках стоит смрад от кухни, от стирки. Здесь ей не хватает воздуха, не хватает уединения.

      Для Джованны не важно, что лестницы из мрамора, потолки расписаны фресками, а мебель привезена из разных уголков земли. Она не хочет жить здесь, в доме разбогатевших лавочников. Этот дом нравился ее свекру, но Иньяцио, женившись на ней, стал частью палермской аристократии, ему нужно жилище, соответствующее его новому статусу.

      В конце концов, разве не ради этого он на мне женился? – думает она, сердито запахивая полы капота. За мной он получил в приданое дворянскую кровь, чтобы смыть грязь и пот со своего лица, чтобы никто не посмел назвать его «босяком». Мой свекор так и не смог стряхнуть с себя это прозвище! Иньяцио хотел в жены баронессу Джованну д’Ондес Тригону. И он ее получил.

      Горькие размышления, за которыми приходит еще одна горькая мысль:

      Неужели ему этого мало?

      Открывается дверь, входит Иньяцио.

      – А, ты проснулась. Доброе утро.

      – Только что встала. Сейчас придет донна Чичча, поможет мне одеться.

      Она берет его руку, целует.

      – Как все прошло?

      Иньяцио садится на подлокотник кресла, кладет руку ей на плечо.

      – Напряженно.

      Не стоит рассказывать ей подробности: бесполезно, она все равно не поймет. Джованна даже представить себе не может, каково это – нести на плечах всю ответственность за дом Флорио. Он ласково касается ее лица.

      – Ты бледна…

      – Здесь мало воздуха, – соглашается она. – Я бы хотела поехать в деревню.

      Но Иньяцио уже не слушает ее. Он встал и идет к гардеробу.

      – Я пришел, чтобы переодеться. Стало жарко. Надо сходить в банк, проверить список кредиторов и векселей после принятия наследства. К тому же…

      – Тебе нужен камардинер, – перебивает она его.

      Он останавливается, взмахнув руками.

      – Что?

      – Камардинер, который займется твоим одеванием, – Джованна широким жестом указывает за окно. – У моих родителей есть и камардинер, и горничная.

      Губы у Иньяцио едва заметно сжимаются. Джованна понимает, что он недоволен. Она опускает глаза и прикусывает губу, ожидая упрека.

      – Я ведь просил тебя говорить грамотно, – сухо отвечает Иньяцио. – Диалектные словечки при мне – еще ладно, но не при посторонних. Это неприлично. Помни, кто ты…

      Он надевает легкий жакет, достает из кармана сюртука карточку, убирает ее в комод, запирает ящик на ключ.

      Не впервые он упрекает ее в том, что у нее неправильная речь. Сразу после свадьбы Иньяцио приставил к жене своего рода гувернера – хоть немного обучить ее французскому и немецкому языкам, чтобы она могла поддержать светскую беседу с иностранными гостями и деловыми партнерами. Объяснил, что, если они куда-то поедут вместе,