В ожидании ковчега. Амаяк Тер-Абрамянц

где-то бродят, чего вам бояться – в деревне мой взвод остался, в каждом доме есть оружие.

      Мужчины некоторое время молчали, пробуя кофе.

      – А что, канарейка не поет? – спросил Балта, взглянув вверх.

      – Как всегда, эти бездельники забыли покормить, – проворчал кази, дотронулся до колесика, спрятанного в листве, стал крутить, и золотая клетка медленно опустилась.

      Из темноты появилось круглое лицо слуги Магомеда, Селима. Он молча поклонился, не входя в беседку.

      – Что тебе, Селим?

      – Опять Хасан к Вам просится…

      – Чего ему надо?

      – Очень просится…

      – Знаю, знаю что ему надо, ну ладно, пусти…

      Через несколько минут раздался скрип камешков на тропинке, и у входа в беседку оказался немолодой крестьянин с загорелым огрубевшим лицом в белой рубахе и с накрученным на голову пестрым платком.

      Увидев, что за важных персон он потревожил, крестьянин растерялся, сорвал с головы тюрбан, прижал его к груди и упал на колени.

      – О высокочтимые! О мудрейшие! Да хранит вас всемогущий Аллах! Дай Аллах здоровья и всех благ вам и вашим ближним! Да будет всегда удача, благочестивые, вам в ваших благородных делах…

      Кази поднял руку, прерывая пришельца.

      – Хватит, хватит, Хасан! Встань! Скажи лучше, что тебе нужно, а лучше я сам скажу – опять за налоги просить пришел? Опять платить нечем?

      – О милостивый и справедливейший! Весь год я работал, не покладая рук, этому каждый в деревне свидетель, Но ведь у меня пять дочерей невыданных! Какие из женщин работники?

      – Пять дочерей? – заинтересовался Балта.

      – Точнее, семь! И ни одного сына! – усмехнулся кази. Он выдвинул кормушку, засыпал в нее зерно, и на безымянном пальце его заблистал гранями крупный изумруд.

      – Такова воля Аллаха! – грустно развел руками Хасан. – Двух взяли, да такие же, как и мы, бедняки, – калым все только обещают. Разве это по закону?

      – Смех, смех, Хасан, смех – вся твоя жизнь! – жестко заулыбался кази. – Ты мужчина, а причитаешь, как женщина. И это в тот год, когда такой урожай! Когда закрома у других только наполняются!… Два года тебе уже умма налог прощала, не так ли?

      – Так, – робко кивнул Хасан.

      – Почему ты вместе с другими не ездил по армянским деревням – там был хороший урожай!

      – Вол мой, кормилец, болен и стар, брюхо ободрано до крови – боюсь, скоро околеет… Что тогда делать мне?..

      – А ведь я знал твоего отца – достойный был человек! А ты говоришь, как слабая женщина!

      Кази задвинул кормушку, и канарейка бойко застучала клювом.

      – Кушай, кушай, дорогая, хоть воду не забыли налить, бездельники… Ах, эти слуги, никогда не сделают, как ты бы хотел сам!

      Вот, Хасан, сидит перед тобой достойнейший эфенди Балта, офицер, капитан, не каждый день ты сможешь такого человека увидеть! Эфенди Балта —воин, герой! Сколько сел им освобождено в нашем вилайете от гяуров! Бери свое семейство, еще несколько