Дом на дне реки. Анна Попова

дождя.

      Я сама этим небом

              осенним зачёркнута

                   навсегда.

      «Птицы в ветвях – это мысли мои между строчками…»

      Птицы в ветвях – это мысли мои между строчками.

      Тайные, тёмные мысли мелькают в уме.

      Птицы взлетают и в небе стоят многоточием,

      Точно таким, как в твоём опоздавшем письме.

      Рощи прозрачны, как старые сети непрочные.

      Листья, как рыбки, срываясь, летят в водоём

      И застывают во льду золотым многоточием,

      Точно таким, как в послании нежном твоём.

      Осень заранее знала, чего мне захочется:

      Ветра с дождём или тёплого света в листве.

      Всё, что она не сказала, легло многоточием

      Белого снега на тёмной замёрзшей траве.

      «…И только утром свет в окне погас…»

      …И только утром свет в окне погас,

      Где плакало всю ночь дитя больное.

      Касаясь лба горячего рукою,

      Сидела мать и не смыкала глаз.

      О Боже, я теперь грехом больна,

      Сгустился мрак, и листья облетели.

      Не отходи же от моей постели —

      Вокруг темно, и я лежу без сна.

      «Жёсткий воздух. Чёрный острый лес…»

      Жёсткий воздух. Чёрный острый лес.

      Мёрзлый лист хрустит, как скорлупа.

      Даже манна, что летит с небес,

      Жёсткая, как манная крупа.

      И стучит в стекло, а мне всё лень

      Отойти от тусклого окна.

      Отчего опять без света день?

      Отчего же ночь моя без сна?

      «Как страшно знать, кто я на самом деле…»

      Как страшно знать, кто я на самом деле,

      И на себя смотреть со стороны

      Так безразлично, как всю ночь глядели

      В моё окно две тусклые луны.

      И сон отрадный не прервёт раздумья

      О том, как глупо жизнь свою гублю.

      Зачем я не страдаю слабоумьем?

      Зачем я до беспамятства не пью?

      «И вот я дома. Я дошла до ручки…»

      И вот я дома. Я дошла до ручки.

      Но ничего не видела в пути.

      Меня в маршрутке полутёмной мучил

      Какой-то неотвязчивый мотив.

      Неразличимы, улицы мелькали —

      Я помню только капли на стекле.

      Как ворох несущественных деталей

      Я вижу мир, когда навеселе.

      Есть листья в лужах – нет дороги к дому.

      Подъезда нет – лишь струйка с козырька.

      И кажется какой-то незнакомой

      Моя же, ключ зажавшая, рука.

      Стою и в дверь зайти я не решаюсь —

      Боюсь очнуться в комнате чужой.

      До ручки я дошла, не сознавая,

      Что в самом деле я пришла домой.

      «Когда работала, я не жалела рук…»

      Когда работала, я не жалела рук,

      И пальцы очерствели, стали грубы.

      Вы руку мне целуете, а вдруг

      Не различу, нежны ли ваши губы

      Или насмешливы. И всё пойму не так,

      И всё придумаю, себя и вас измучив.

      Быть может, посчитаю за пустяк

      Единственный судьбою