Я поймаю тебя, Лисица!. Анастасия Маркова

и положила на стол перед горничной.

      – Держи, Розанна. Это тебе с мамой за два месяца работы. Прости, что снова задержали плату.

      Карие девичьи глаза загорелись от восторга.

      – Будет вам, миледи, – махнула она рукой и сгребла в карман деньги. – Мы все прекрасно понимаем, видим, как вы крутитесь. К тому же ваша семья очень добра была к нам с матушкой в свое время. Да и теперь не обижаете. Пусть боги пошлют вам хорошего и очень богатого мужа, – обычно неразговорчивая и стеснительная служанка болтала без умолку.

      Меньше всего в данный период жизни я помышляла о замужестве. Опешив от услышанного, поблагодарила горничную за пожелание. Впрочем, в следующий миг пришла в себя, снова порылась в кошеле и достала еще три серебряника.

      – Сходи, пожалуйста, на рынок, купи мяса, ветчины, овощей и еще чего-нибудь на свое усмотрение. И чая не забудь, а то уже пару дней как только воду пьем.

      Розанна смела со стола деньги, сбросила фартук и схватила дырявую корзинку со словами:

      – Есть ромашка моего сбора, но у вас от нее сыпь по телу, – осознав, что ляпнула лишнего, девушка залилась румянцем и смущенно выпалила: – Скоро вернусь. Завтрак сегодня будет по истине императорским.

      Через мгновение горничная, словно гонимая невидимой метлой, вылетела из кухни. В итоге я осталась одна. Холодная плита отчего-то не давала покоя. Призвав магию, разожгла угли небольшой искоркой. Едва разгорелся огонь, поднесла к нему руки и простояла так около пяти минут, затем развернулась и поплелась на второй этаж. Стоило подняться на верхнюю ступеньку, как мне навстречу выскочил мальчик шести лет. Сонный, весь взъерошенный и явно испуганный.

      – Сибилла! – воскликнул он и сомкнул тоненькие ручки за моей спиной, точно искал защиты и утешения.

      – Чего не спишь, головастик?

      Прозвище было нелепым, но оно прилипло к Адимусу с того дня, как отец впервые произнес его.

      Я ласково провела ладонью по светлой макушке и приподняла указательным пальцем угловатый подбородок брата, вынуждая показать лицо, которое оказалось заплаканным.

      – Мне приснилось, что я остался один. Совсем один. Меня все бросили… – всхлипнул он и выпалил со злостью: – Как папа!

      Я опустилась на колено, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и вытерла мокрые дорожки с детских щечек.

      – Мы очень любим тебя, Адимус, и ни за что не бросим. И папа тебя не бросал.

      – Тогда почему его все еще нет? – пробормотал брат так тихо, что мне с трудом удалось разобрать слова.

      – Он скоро вернется. Вот увидишь, – я старалась говорить твердо, но голос дрожал. От гнева, обиды, накопившейся усталости. – Папа не уехал бы от нас, будь его воля. Он сделал это только ради тебя, родной, чтобы в будущем ты не знал нужды, – заметив недоумение на лице брата, пояснила более простым языком: – Смог покупать, что угодно.

      – Что угодно? – вмиг оживился он. – Даже апельсиновый зефир?

      – Даже апельсиновый зефир, – устало кивнула