Никитский бульвар. Лев Колодный

поводу сочинил эпиграмму:

      Печати дом краса природы,

      Дают там по два бутерброда.

      Но все же, господи прости!

      Я съел не менее шести.

      Основал Дом печати не Луначарский, а другой эрудированный «старый большевик» Платон Керженцев, руководитель РОСТА, Российского телеграфного агентства, предшественника ТАСС и ИТАР-ТАСС. За два года на этом посту, как писал он в автобиографии для энциклопедического словаря Гранат, «превратил этот аппарат во всереспубликанский, создав до сотни отделений, 200 газет, ежедневную “Агит-Роста”, окна сатиры и проч.».

      П.М. Керженцев. Неизвестный художник

      Сын врача, депутата разогнанной царем Государственной думы Лебедева, жил под псевдонимом, заимствованным у притока Волги – Керженца, где в густых прибрежных лесах обитали старообрядцы. Выпускник историко-филологического факультета Московского университета второе образование получил в Таганской тюрьме, «лучшем университете в моей жизни». Вышел из камеры большевиком. В родные края вернулся после долгих лет жизни в положении нелегала и эмигранта в больших культурных городах – Питере, Киеве, Лондоне, Париже, Нью-Йорке. В Стокгольме и Риме служил полномочным представителем – послом РСФСР и СССР. В Москве занимал высокие должности в ЦК партии, других инстанциях. Много видел, знал, много сочинил статей и книг, в том числе пережившие автора труды по научной организации труда. Его слова: «Всякий плохо завинченный винтик способен повлечь крушение». Главной книгой эрудита считалось «Творчество театра». Написанная в 1917 году книга неоднократно переиздавалась и переводилась в Европе. При всем при том, помнить о Керженцеве, возглавлявшем Комитет по делам искусств, будут как о душителе искусства.

      Начну со смешного. Леонид Утесов рассказывал, как Керженцев его предупредил: «Если вы еще раз где-нибудь споете “С одесского кичмана”, это будет ваша лебединая песня». Поэтому, когда Утесова неожиданно попросили на правительственном приеме в Кремле в честь героев-полярников исполнить именно эту приблатненную песенку, он решился запеть не сразу, признался, что ее запретил «товарищ Керженцев». Услышал в ответ: «Товарищ Сталин просит».

      «Когда я кончил, – вспоминал артист, – он курил трубку. Я не знал, на каком я свете. И вдруг он поднял свои ладони и они – и этот, с каменным лбом в пенсне, и этот лысый в железнодорожной форме, и этот всесоюзный староста, и этот щербатый в военной форме с портупеей (Молотов, Каганович, Калинин и Ворошилов. – Л. К.) – начали аплодировать бешено, будто с цепи сорвались. А наши герои-полярники в унтах вскочили на столы! – тарелки, бокалы полетели на пол, и стали топать. Три раза я пел в этот вечер “С одесского кичмана”, меня вызывали на “бис”, и три раза все повторялось сначала».

      В историю России, возглавив Комитет по делам искусств, Керженцев вошел инквизитором Булгакова, Шостаковича, Мейерхольда, тех, кого никогда не забудут. Он добивался