Никитский бульвар. Лев Колодный

бы существовал как сообщество единомышленников, без дирижера. Например, в квартете четыре музыканта (две скрипки, альт и виолончель) перед выступлением на публике часами репетируют и решают, как и что им играть. Подобным образом поступали артисты оркестра. На концертах, глядя не на дирижера, а друг другу в глаза, они знали без взмаха руки, как им играть.

      Так в пролетарской столице в 1922 году появился Первый симфонический ансамбль Моссовета, сокращенно – «Персимфанс». Цейтлин пригласил участвовать в нем лучших музыкантов Большого театра, профессоров и студентов Московской консерватории. С «Персимфансом» исполняли концерты Игумнов, Нейгауз, Софроницкий, иностранные гастролеры, пели Нежданова, Обухова, Козловский. Оркестру без дирижера доверяли первое исполнение композиторы.

      «Персимфанс» Сергей Прокофьев назвал «одним из лучших в мире» оркестров. Вернувшись на родину из Парижа в 1927 году, он позволил впервые исполнить Третий концерт для фортепиано с оркестром. В дневнике Прокофьев подробно описал встречу с оркестром, сыгравшим в его честь марш. Понравилась репетиция, которую вел Цейтлин, поразился, что мог «встать второй тромбон или третья валторна и говорить: «Товарищи, здесь надо сделать то-то и то-то…»

      После репетиции Прокофьев прошел в правление «Персимфанса», оказавшееся этажом ниже в здании Московской консерватории «в комнатке, которая в одно время служит жилищем Цейтлину и его жене, спавшим за занавеской». В ней увидел два стула и два стола.

      По примеру «Персимфанса» возникли оркестры без дирижеров в Ленинграде и других городах СССР, за границей – в Лейпциге и Нью-Йорке. Первому симфоническому ансамблю единодушия хватило на десять лет. Он распался в 1932 году, после того как Лев Цейтлин покинул оркестр. Демократию музыкантов победила диктатура дирижеров.

      После войны профессор ютился в крошечной комнате на Конюшковской улице, настолько маленькой, что, как пишет его ученик, приглашенный однажды здесь переночевать, раскладушку профессор снял со стены. На ней висели за недостатком места складные стулья.

      Из скрипичного класса Льва Цейтлина, где царили дружелюбие и единодушие, вышли прославленные скрипачи, чьи имена до недавних лет украшали афиши Москвы и городов мира. Самый легендарный из них не заслужил на родине орденов и почетных званий. В 1974 году отодвинутый на обочину искусства, «забитый и забытый» солист Московской консерватории Борис Гольдштейн с женой и детьми эмигрировал из СССР в Западную Германию. Там сразу занял место профессора одной из высших музыкальных школ, стал выступать по всему миру, вызывая до последних дней жизни восторг слушателей и музыкальных критиков.

      Впервые вся страна узнала о нем в 1933 году. В одиннадцать лет мальчик из Одессы по имени Буся, ученик легендарного Столярского, очаровал слушателей в Большом зале Московской консерватории на заключительном концерте Первого Всесоюзного конкурса скрипачей, на котором присутствовал Сталин с соратниками.

      Согласно