Где-то рядом. Часть 2. Алина Распопова

нца медленно поднимается из-за линии горизонта. Не меньше часа Старик сидел неподвижно, глядя на море. Когда солнце, взойдя на небо, начинало обжигать своим светом глаза, Старик поднимался. Шаркающими шагами он уходил в дом.

      «Это ещё хорошо, что я обхожусь без палки, и ноги пока ещё держат меня», – думал Старик в моменты, когда затвердевшие его ступни предательски зачерпывали в обувь песок, который тёр собою сухую морщинистую кожу.

      Жилище Старика внутри выглядело довольно просто. Убранство первой из двух комнат составляли старый шкаф, кухонный стол, три стула и диван, во второй комнате стояла кровать. Стены в доме были окрашены синей краской любимого Стариком цвета моря. Лишь кое-где на станах висели старые бумажные картинки с пейзажами волн, неба, гор и плывущих по волнам лодок. Портрет давно уже покинувшей этот мир жены Старик, чтобы не тревожить себя прежними воспоминаниями, перевесил во вторую комнату и теперь, только ложась спать, иногда встречался с ней глазами. Там же, возле кровати, стоял комод, в котором Старик хранил чистые рубашки и кое-какие документы.

      В кухонном углу стояла плита и старенький кофейный аппарат.

      По-обыкновению, утром Старик заваривал себе кофе. Иногда чашка этого густого напитка помогала взбодриться, но чаще всего, ритуал его приготовления был данью привычки.

      «Когда же я успел так состариться», – думал про себя Старик, глядя на свои закостеневшие немощные руки.

      Выпив кофе, Старик брал в руку шляпу, и, захлопнув за собою дверь, отправлялся в деревню. Шляпу он нёс в руках. Это доктор прописал ему накрывать голову, но Старик привык ходить всегда без головного убора, поэтому шляпу он нёс в руках.

      Начинался новый день. К этому времени, обычно, солнце уже ярко светило с востока. Жители посёлка один за другим выходили в этот час из своих домов. После того, как всю работу по ловле рыбы за них стали выполнять дистанционно-управляемые динги, у рыбаков отпала необходимость вставать до восхода солнца. Сейчас все эти люди засядут где-нибудь в тени крыш кавэрн, так называют в этих местах закусочные прямо у моря, и, управляя каждый своим дингом, будут лишь изредка поглядывать на море.

      Солнце начинало припекать. Теперь Старик шёл по дороге совсем один. Лишь изредка его догоняла и обгоняла какая-нибудь кошка или собака. Шляпу свою он по-прежнему нёс в руках.

      Старик стал седым так давно, что уже даже при всём желании он не смог бы вспомнить, в каком возрасте голова его побелела. Теперь же последние его волосы, настолько редкие, что через них было хорошо видно, как блестит на солнце обтянутый кожей череп, необратимо старалось свести с головы палящее солнце.

      Лицо Старика было изрезано глубокими морщинами, а кожу покрывали тёмные пятна, которые обычно в великом множестве возникают у старых людей от любого пребывания на солнце. Сухие плечи Старика давно сковала обычная для его возраста сутулость.

      Мышцы лица Старика потеряли уже былую подвижность, из-за чего выражение лица его всегда теперь было невозмутимым.

      «Иди, Старик, иди вперёд», – говорил он себе, – «ты должен двигаться, иначе погибнешь. Для тебя теперь движение – это жизнь».

      Он говорил сам с собою только когда был уверен, что вокруг никого нет, и он один.

      «Ты обязан проделывать в день не меньше двух тысяч шагов», – убеждал он себя.

      Так Старик дошёл до последнего дома своей улицы и свернул за угол. Здесь начиналась улица, которая вела к главной пристани. Всегда намного более шумная, чем прочие, она и сейчас выглядела оживлённо.

      Бойкие торговцы в этот час открывали свои магазины. Нехитрое убранство их витрин составляли, в основном, снасти для ловли, да запчасти для дингов.

      «Сколько же лет я не рыбачил?» – пытался вспомнить Старик. Свой динг он давно продал, когда почувствовал, что его ослабевшие от старости руки уже не способны справляться с пультом управления динга.

      «А ведь я помню, как выходил в море на отцовской моторной лодке», – вспоминал про себя Старик. – «И отец сам учил меня рыбачить. Когда мы поймали мою первую большую рыбу, мне было лет пять, и я жутко испугался. Я прижался к корме и ждал, пока отец, нанося рыбе методичные удары по голове, не убьёт её, могучую, сильную, отчаянно хлопающую по днищу нашей лодки хвостом».

      Старик продолжал свой путь. Он шёл вперёд. Дома, где-то отремонтированные своими владельцами по последней моде и выглядящие теперь весьма презентабельно, а где-то обветшалые, такие же, как и лачуга Старика, тянулись с обеих сторон. Тень от них, отбрасываемая в этот час на дорогу, уже мало спасала от вступающего в свои права зноя. На одном из домов камера, скользнув по Старику своим лучом, направила на него свой чёрный зрачок, но Старик даже не обратил на неё внимания, он упрямо шёл вперёд.

      Старик любил жару. Он полюбил её после того, как узнал однажды, что такое настоящий холод. Однако в последнее время прогулки под палящим солнцем давались ему всё труднее и труднее, и он предпочёл сейчас прижаться поближе к прохладным стенам домов, чтобы хоть какую-то часть своего пути проделать в тени.

      «Идите, ноги, идите. Я не верю, что вы так ослабли,