На алтарь Победы. Воевали, верили, победили. Отсутствует

эти города к передовой линии фронта, с оставшимися в живых жителями этих городов и пригородных сел и деревень.

      В городе Сычевке я беседовал с большой группой партизан из отряда Казакова, секретаря местного райкома партии. Среди этих партизан есть старики, есть девушки 18-20 лет. Одна из девушек, лет семнадцати, с гордостью патриотки, с молодым задором в голосе рассказывала о том, как вместе со своей подругой-однолеткой выполняла ответственное и опасное задание по взрыву немецкого поезда с боеприпасами и как это им удалось в полной мере. Сейчас эти партизаны, закончив свое боевое дело в тылу врага, распределяются на активную работу по восстановлению разрушенного и разоренного немцами Сычевского района.

      Бойцы частей Красной армии, с которыми я встречался в городе Вязьме и других прифронтовых местах, горят, в буквальном смысле слова, непримиримой жаждой мести врагу за все его злодеяния и разграбление нашей родины. Один командир бригады сказал мне: «Мои бойцы рвутся в бой, как львы».

      Уцелевшие жители освобожденных городов и деревень, прятавшиеся в дни оккупации в лесах, оврагах, землянках, сейчас тянутся вереницами по дорогам к своим родным гнездам и в подавляющем большинстве случаев приходят только к пепелищу: враг сжигает деревни дотла. Беседуя с этими людьми, преклоняешься перед той бодростью духа, той неиссякаемой энергией, с какой они сразу же принимаются за устройство временных жилищ в виде шалашей, с тем чтобы, получив от государства строительные материалы, вскоре же начать обстраиваться и одновременно трудиться над своей родной землей.

      Вспоминаю такую картину.

      Мы выехали из Гжатска к Вязьме. По всем дорогам тянутся несчастные жители, волоча свой уцелевший скарб. Старуха несет на спине мешок, рядом женщина с грудным ребенком на руках тащит санки. Велика тяга людей к родному месту, к родному дому. Мы останавливаемся, спрашиваем:

      – Куда идете?

      – Домой, под Гжатск.

      – Откуда идете?

      – А из лесу. В лесу в овраге скрывались.

      Охотно рассказывают, как мучились, как голодали. Рассказывают просто, без надрыва. Горе их гнет, но не ломает. Так умеют о своих страданиях говорить только русские люди.

      – А когда началась зима, – говорит старуха, – так подумали мы, что смерть за нами пришла. В лесу ничего уж не соберешь, и запасы к концу приходят. Так нет, разыскали нас партизаны, помогли нам… Теперь вот домой вернемся…

      Вернемся домой!.. Об этом говорят все, с кем мы ни разговаривали, – старики, женщины, дети.

      И не уходят эти люди с своих пепелищ, какие они находят вместо своих домов. Мы видели тех, кто уже пришел к родному месту, копошащимися над устройством себе временных жилищ. Неиссякаема сила духа в советском человеке!

      Меня поразила одна характерная черта. Прибывающим в город жителям местные власти предлагают поселиться в уцелевших зданиях, но потерявшие свои родные дома люди предпочитают ютиться на своих пепелищах, даже если приходится поселиться