Измена. Борись за неё. Лила Каттен

дарка мужу.

      Проходит еще час, но подруга так и не реагирует. Поэтому я набираю ее рабочий телефон, попутно отправляя смс мужу. Вдруг у них запрет на мобильные стал действовать. Слышала, что сейчас это актуально во многих фирмах.

      – Типография «Коника», здравствуйте, – доносится женский голос.

      – Алло, Люба?

      – Здравствуйте. Нет, это не она. Ее сегодня не будет. Я могу что-то передать или помочь вам?

      – Я ее подруга, Диана.

      – А, привет, это Кристина. Слушай, ее не будет, – переходит почти на шепот.

      – Приветик. А почему? Я ей набираю все утро, а она…

      – Ты не в курсе? – голос коллеги становится тише. – У нее мама умерла.

      Шок пронзает все мое тело, и телефон, заскользив в ладони, падает на стол.

      – Господи, – вырывается панически. Встав на ноги, я сразу собираю свои вещи, быстро побросав их в сумку.

      – Захарова? Ну и куда направляемся? – окликает меня старшая и мне приходится целых три секунды обдумывать, стоит ли что-то пояснять, или просто идти дальше.

      Благо разум в моей голове пересилил, заполнив нутро страхом за подругу и желанием скорее быть рядом.

      – Галина Никифоровна, можно мне уйти сейчас?

      – Вот прямо щас, спустя три часа от начала рабочего дня? – с сарказмом задает вопрос.

      – Мне к подруге надо, у нее… – воспоминания о прекрасной Соне Артемовне заставили расплакаться.

      – Умер кто? Ты че ревешь?

      – Умер… мама ее… Умерла, – пытаясь стереть со щек слезы, их становилось все больше. – Простите.

      – Ой, хоспаде. Пошли давай, – подтолкнула меня к своему кабинету.

      Мне в руки попали салфетки, стакан воды и полагаю валерьянка, которую я сразу выпила.

      – Такси вызвать?

      – Угу, – киваю, допивая воду.

      Пока она звонит в службу, я смотрю в одну точку.

      – Пять минут.

      – Отпускаете?

      – А че тебя держать? Соплями умывать монитор да стол? Да и… не зверь же я.

      Спустя полчаса я стояла на пороге квартиры и стучала в нее, но вспомнив о том, почему я здесь, догадалась, что не откроет. Потом и вовсе испугалась, как бы чего не произошло. Вытащила ключ запасной, с верхнего выступа коробки дверной и открыла.

      Тихо вошла и также тихо позвала ее.

      – Люб, дорогая… Это я.

      Тишина стала пугать, но затем я услышала громкий всхлип и шепот.

      Пошла в ее комнату и увидела подругу в халате и со слезами на глазах, что-то бормотавшую себе под нос.

      – Мне так жаль, – подбежала к ней и обняла крепко как могла. – Так жаль, Любочка…

      Я знаю и помню, что они с матерью во многом не соглашались и часто ссорились. Я не лезла в их отношения. Но порой приходилось тетю Соню успокаивать и заверять, что Люба не хотела быть грубой, что обязательно придет и извиниться перед ней.

      Я выросла в детдоме и знаю, что значит терять маму. Моя умерла, когда мне было всего восемь. Отец отказался от опеки, бабушка была слишком старенькой и ей не позволили меня забрать, потом и вовсе умерла, поэтому единственным местом, где меня хоть как-то были рады видеть, стал интернат. Там я встретила и будущего мужа. Моего Павлика.

      Еще был наш друг лучший Антон… но где он сейчас я не знала. Когда он поступил в столичный мединститут, наши дороги разошлись. У нас не было телефонов тогда. Да и откуда у сирот такое богатство. Когда появились, отыскать друга стало невозможным. Хотя я почему-то думаю, что он прятался от нас намеренно. Но причин я знать не могла, поэтому, мысленно пожелав удачи, просто отпустила, хотя помнила о друге всегда.

      Вновь глажу по спине Любу и пытаюсь успокоить. Я не задаю вопросы о том, что случилось. Сейчас она не ответит, но учитывая, каким слабым было сердце тети Сони, не сложно догадаться, от чего могла умереть женщина, которая подарила и мне как собственной дочери безграничную любовь и тепло.

      – Пойдем, я тебе чай сделаю и выпьешь успокоительное.

      По правде, мне и самой требовалось успокоение.

      – Хорошо.

      Она, покачиваясь, поднимается на ноги замешкавшись, но все-таки идет вперед со мной.

      В аптечке у нее ничего кроме противовирусных и жаропонижающих.

      Я завариваю крепкий чай и хватаю сумочку.

      – Так, надо мне в аптеку сгонять. Тут пусто. Я быстро…

      – Дианка, – она произносит мое имя со слезами и снова ударяется в истерику.

      – Мне тоже больно, Любочка… – сажусь рядом и притягиваю к себе ее. – Очень больно.

      Еще несколько минут мы сидим в тишине, нарушаемой нашим плачем, и она отодвигается, трогая и потирая виски.

      – Голова болит.

      – Так, все, я пошла. Пять минут и буду у тебя. Ключ возьму, а то домофон в этот раз открыли выходившие соседи твои, мне повезло просто.

      – Хорошо, – качает