Моя Мия. Лина Коваль

вставая, одёргиваю задравшееся платье.

      – Я к подружкам пойду, потанцую. Приятно было познакомиться, – говорю всем, не глядя на Громова с девицей, чтобы Ладка поняла – к ней это не относится.

      Подмигиваю своему соседу, не сводящему глаз с моего декольте. И вильнув бёдрами, отправляюсь навстречу счастливчику, который сегодня сотрёт с моих губ печать имени Мирона Громова…

      Глава 3. Растерянная Мия

      Десять.

      Ровно столько минут мне понадобилось, чтобы привести себя в порядок в дамском туалете. Пшикаю на внутреннюю сторону запястья серебристой Монталь, и медленно растирая, хладнокровно смотрю на своё отражение. Глаза будто неживые. Маньяк-убийца, прости господи.

      «Мой Громов»

      Словно вспышкой пролетают слова Ладки. Ядовито-неоновой лентой под кожу забираются.

      Я… в раздрае.

      Думала, пережила, справилась. Но нет.

      Наверное, мою боль может понять только та, что любила в девятнадцать. До хрипоты, до прокля́того покалывания в ступнях. Когда жжётся в груди так, что нестерпимо.

      Ни одной единой мысли, кроме воздушного рыжего облака вокруг его плеча.

      Просто мечтаю, чтобы проблема решилась одномоментно. Чтобы он уже сейчас всё понял, потому что в следующую минуту поздно будет. Ни завтра, ни послезавтра.

      Сейчас!

      В мои девятнадцать лет бить наотмашь хочется за долю секунды до того, как по тебе ударили. Так получается. Не знаю, что это.

      Мама говорит – «молодость, всё пройдёт», отец тихо цедит «вся в мать» и закатывает раздражённо глаза.

      Я физически ощущаю, как живьём варюсь в коктейле из ревности, унижения и собственной уязвимости. Моё сердце рыдает внутри, потому что снаружи я должна оставаться сильной.

      Этому тоже папа научил. Слабой можно быть только со своими. С родными.

      А Мирон больше к таким не относится.

      Перед собой вижу – стоит молоденькая, яркая брюнетка. А в душе́ – волчица, одиноко воющая на Луну.

      До жути.

      Облизнув только что подкрашенные губы, вытираю влагу в уголках глаз и отшвыриваю салфетку в урну.

      Я должна быть равнодушной.

      Обязана стать счастливой, чтобы утереть ему нос. Просто горю сейчас мечтой увидеть в его глазах отголоски своей боли.

      Найду себе парня.

      Хорошего, умного, главное, надёжного. Такого, чтоб дух захватывало.

      Поражённо вздыхаю, прикладывая ладошки к горящим щекам. Само́й влюбиться? Не в Громова?

      Это вряд ли, конечно.

      – Мийка, – подхватывает меня под руку Тая, когда я решаюсь выйти из туалета. – Пойдём. Я все ноги стёрла, пока тебя искала.

      – Зачем?

      – Ты куда-то пропала, – сбивчиво проговаривает. – Там… он пришёл, представляешь?

      – Кто? – округляю глаза. Мысли только о Громове.

      – Ваня, – краснеет Валеева.

      С недавних пор моя любимая подруга тоже пала жертвой светлых глаз. Правда, серых. Собственник последних – Ваня Соболев, однокурсник Мира и