Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954. Александр Клибанов

в течение года.

      Может быть, лучше заняться этим делом серьезно, но не бросаться на первый же случай. Если ты считаешь все же, что в комнате жить будет можно без особых страданий – то я согласна.

      Сейчас поеду по поводу разрешения. Нужно будет справку с твоей службы. Может быть, еще какие-нибудь бумаги.

      С Олесей буду держать все дни связь.

      А что это за комната с кухней временная?

      Звони и пиши чаще. Звони лучше всего от 8–9 ч. утра или вечером после 10 ч.

      Я простужена все эти дни. Еще не замазано окно. Денег пока не получила и перебиваюсь, одалживая. Постараюсь выслать тебе одеяло.

      Крепко, родной, тебя целую и обнимаю, очень тебя жалею и люблю.

      Портрет Н. П.205 – очень удачный, надпись трогательная…

      [Анна Осиповна прорабатывает тебя и меня с Манечкой – исходя из ряда реплик.

      Манечка требует, чтобы я ее «приняла». Сколько мучительных обязанностей – все взвешивается на весах. Как хотелось бы, чтобы больше не было в этом надобности.]

      Пиши, родной!

      Может быть Вл. Дм. хоть с Зубовым206 поговорит – но по существу – а не формально. Сейчас он морально – это должен сделать – поговори с ним об этом без стеснений – категоричнее.

      № 287. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

      28.X.47 г.

      Дорогая деточка,

      вчера получил твой телеграфный перевод, а сегодня письмо, посланное 24‐го авиапочтой. Не знаю, чем объяснить такой долгий срок хождения писем, словно это «хождение по мукам». От комнаты я решил отказаться, сейчас начал активно разыскивать площадь для временного жительства. Кое-какие предложения поступают, но чем все это кончится, а главное когда – это сказать трудно.

      Зачем ты послала мне столько денег? Ты, наверно, сама осталась ни при чем? Я получу деньги только 3/XI. Если мне удастся (надежды мало), то приеду к тебе на праздники. [Срочно сообщи, цело ли еще варенье!..]

      Я еще не втянулся по-настоящему в работу. Кое-что делаю и скоро целиком войду в рабочее состояние. Свою рукопись «Учение о самовластном человеке» отдал на прочтение Николаю Павловичу. Пока что не знаю, какого он мнения о ней. Я подарил Николаю Павловичу почти все мои стихи. Он их прочел, как это в его обычае, весьма внимательно, и они ему не понравились. Он сказал, что как и у Блока, Пастернака и всей этой линии поэзии, так и в моих стихах есть нечто не проясняющее душу, а заполняющее ее неким хаосом чувств и переживаний. Он ценит Пушкинскую кристалличность стиха и отточенность. Он упрекнул меня в недостаточной «возвышенности» стихов, в «сопряжении далековатых понятий» и при том настолько «далековатых», что «сопряжение» их удается одному только автору. Разумеется, говоря о Блоке и Пастернаке, Н. П. хотел только указать мне избранное мной направление, а не сравнить или поставить меня с ними рядом. Во многом я с Н. П. согласился, хотя и не во всем, и если судьба прольет мне в душу немного мира и света, то писать я буду.

      У меня окончательно сложилась тема моей работы. Она будет называться – «Умственные

205

Имеется в виду не портрет, а фотография Николая Павловича Сидорова, профессора русской литературы. Надпись на фотографии датирована 18 октября 1947 г.: «Дорогому Александру Ильичу Клибанову на добрую память о наших духовных созвучиях и с доброй памятью о постоянном ко мне сердечном внимании».

206

Зубов Иван Васильевич (1899–?) – в те годы – управляющий делами АН СССР.