Десятый сосед. Ашира Хаан

я. – Я уже реже так делаю.

      – Можешь ответить, почему мы в лес не идем? – вернулся он к теме.

      – Там грязно.

      – Не грязнее, чем здесь. Дождя три дня не было.

      – Там собак выгуливают.

      – Здесь тоже, но тебя не смущает.

      – Там темно.

      – На поляне солнце.

      – Я просто не хочу! – в отчаянии я прибегла к бессильному и бесполезному последнему аргументу.

      – А я хочу! – отрезал Олег, схватил меня за руку и потащил за собой. – Я согласился на фотосессию, пошел тебе навстречу, так что давай ты пойдешь навстречу мне.

      Не упираться же ботинками в землю как маленький ребенок?

      Я потащилась за ним, глядя на то, как неумолимо и неизбежно встает впереди лес. Казалось, туда даже не проникает солнечный свет, какие там получатся фото?

      Но мне просто казалось, солнца сквозь редеющую листву действительно проникало много, темным лес был только в моем воображении.

      Но я не могла.

      Просто не могла.

      Конечно, я не рассказывала Олегу, что там случилось.

      Я даже маме не рассказывала.

      В тот вечер ей было не до меня – папа впервые не пришел ночевать. А потом как-то было недосуг, а потом я вроде бы пережила, а потом оказалось, что ждала я слишком долго и уже как-то глупо начинать.

      Да и что я могла ей сказать? Мама, ты была права: с непослушными девочками случаются именно те плохие вещи, о которых ты предупреждала?

      Они почти случились со мной.

      А с Верой – случились.

      И она тоже никому ничего не рассказала. Но узнала я об этом нескоро.

      Через пару лет после окончания колледжа на встрече выпускников вдруг зашла речь о тех, кто с нами учился, но не добрался до выпуска. И среди тех, кто вылетел за «хвосты», решил пойти сразу работать, перевелся в другое место или уехал за границу, вспомнили Веру.

      Кто-то из парней хохотнул:

      – Вот дура – умудрилась прямо в начале года залететь. Зато экзамены не сдавала.

      – Говорят, ей трояки нарисовали на халяву и диплом.

      – Повезло, – добавил кто-то из девчонок. – У нас в институте тоже пузом с курса на курс переходили. Одна так и родила пятерых.

      – А что, знаете, от кого Верка залетела-то?

      – Евку спроси, они ж дружили.

      Я к тому времени уже выпила достаточно, чтобы устать от этой ярмарки тщеславия, от фотографий однокурсников, историй о студенческих пьянках и сексуальных похождениях и забилась в угол, листая первый попавшийся журнал.

      Когда речь зашла о Вере, я только насторожила ушки, но лицо продолжала делать равнодушное. И когда речь зашла обо мне, вполне натурально пожала плечами – мол, откуда мне знать?

      Сработало.

      – Не лезь к Евке, они как раз поругались перед этим.

      – Мне кураторша рассказывала, что родители Веркины пытались из нее выбить имя второго счастливого родителя, но она как партизан!

      – Выбить? – кто-то ахнул.

      – Отец ее избил, как узнал. Первый раз в жизни, говорит.

      Мне ли не знать, что не первый.