Невозможно устоять. Юлия Гауф

в обморок грохнуться.

      А затем Корней Андреевич сжал мои ладони, заставил меня выпустить пуговицу из пальцев. Будет раздевать сам, – подумала я, и ошиблась.

      Мужское прикосновение обожгло кожу на моём животе. Еще и тишина между нами – густая, тёмная – она всё сильнее меня смущала, но я ничегошеньки не могла сказать, голос отказал. Дышала-то через раз! Дрожала, краснела, сглатывала нервно… а потом поняла, что мужчина меня не раздевает. Он меня одевает! Пуговицу за пуговицей застегивает – быстро, ловко, снизу-вверх, к вороту, в злом молчании.

      – А что было потом? – Яся прижала ладони к щекам.

      – А потом он меня за плечи обхватил, развернул, и довёл до выхода из кабинета. И только тогда сказал… сказал… – я «дала петуха», и раскашлялась от волнения.

      Ну как же обидно! Даже не знаю, что меня сильнее задело.

      – Что он сказал-то?

      – В подобном я не нуждаюсь – вот что, – пропищала я.

      Угу, так он и сказал. Холодно, презрительно. Процедил, отошел от меня, подал мою сумку, и выставил вон. А я даже объяснить ничего не могла – онемела в тот момент. Сразу в голове прояснилось, и я поняла очевидное – Стася надо мной недобро пошутила, а я в эту дурь из-за стресса свято уверовала как полная лохушка.

      – Козёл этот Корней Андреевич! – возмутилась Яся.

      – Мудак, – припечатала Роксана. – Но зачёт-то поставил?

      – Держи карман шире. Нет, конечно, – я жалобно скуксилась. – Девчонки, я без понятия, что теперь делать: идти и каяться перед ним, или через декана договариваться о зачёте, или вообще отчисляться.

      – А ты не пыталась вернуться на кафедру, и объясниться?

      Конечно же нет. Оказавшись в коридоре, я припустила к женскому туалету, в котором заперлась, рыдала, и жалела себя. А потом подумала, что не только я должна себя жалеть, у меня для этого лучшие подруги есть, и позвонила им.

      – А ты поговори с ним на паре. Задержись, подойди к нему, и объясни всё, – предложила Яся.

      – А если сказать не можешь – записку передай. Или электронку напиши, – кивнула Роксана.

      – Или на кафедру подойди.

      – На парковке можно его поймать еще.

      – Или в фирму его съездить, он же в универе не на полной ставке. Запишись на приём у его секретаря, и толкни ему речь.

      – Хотя… а почему это ты должна извиняться! – задумчиво пропела Роксана, будто не она пару секунд назад накидывала мне идеи с покаянием. – Вообще-то, он мог бы и поласковее с тобой обойтись.

      – А ведь правда. Гадость сказал, выгнал, а ты перед ним раздевалась. Может, ты вообще влюблена в этого Корнея, потому и решилась на такой шаг.

      Чем больше я слушала подруг, тем сильнее мне было за себя обидно. А вот не хочу я каяться! Извиняться в моём случае – это еще сильнее позориться.

      Я поступлю иначе!

      ***

      КОРНЕЙ

      В родительском доме я редкий гость. Каждый раз, приезжая, чувствую дискомфорт из-за редких визитов, и обещаю себе быть внимательнее. Но едва выхожу за порог – меня затягивает работа,