Любовница Иуды. А. Г. Гайсин

вообще не попадался мне на глаза. Вчера он жалобился на радикулит, и я разрешил ему полечиться, освободил от заутрени. Вот и подлечился, прости, Господи, его на небесах…

      Лейтенант Крага вернулся сияющий и протянул на раскрытой ладони изогнутую пробку сиреневого цвета. Джигурда жадно схватил её, как музейную редкость, осторожно расправил, отошел к окну и поднес к прищуренным глазам – казалось, он пытался разглядеть полуденное солнце сквозь эту пробочку.

      Чем-то не удовлетворившись, он вытащил из портфеля складную лупу и снова прикипел к находке… На этот раз на его напряженно вывернутых губах проклюнулась победная улыбка, а на стеклах очков заиграли солнечные зайчики.

      – Характерная дырочка от иглы! – сообщил он со счастливым вздохом и велел Краге принести пустую бутылку из алтаря.

      – Вы хотите сказать, что яд в вино закачивали шприцем? – Благочинный сжал пальцами небольшую панагию на груди, словно защищаясь от скверны. – Но зачем? Чтобы отравить дьякона Родиона? Не вижу смысла. Не та фигура.

      – Вы правы. Думаю, мотивы и замысел у этого преступления более серьезные, – сказал Джигурда и посмотрел на Иуду странноватым, рассеянным взглядом, будто мысленно соединял некие звенья в единую логическую цепочку.

      Появился Крага, гордо неся голубовато-зеленую бутылку, которую он держал за горлышко, обернутое носовым платком. (Нашего школьного друга распирало от сознания своей значительности.)

      Следователь попросил хозяйку дома показать место, где хранилось вино. Всё ещё охваченная страхом привратница подошла к топчану, покрытому лоскутным одеялом, и вытащила из-под него пластмассовый ящик – гнездо ящика под старой мешковиной оказались пусты.

      – Сегодня последнюю бутылку отдала, – Олимпиада скорбно поджала узкие губы.

      – Кто ещё, кроме вас, знал, где находится вино? – строго спросил Джигурда и дал знак своему помощнику забрать ящик: вдруг остались отпечатки пальцев.

      – Владыка знал. И тот же отец Родион… – привратница потупила печальные глаза.

      – А этот… Караченя?

      – Петенька? А как же. Он ведь сам полнехонький ящик сюда притащил со склада. Я ещё отговаривала: надорвешься, мол…

      – Когда он в последний раз был здесь?

      – Вчера, после обедни. Ему надо было какие-то дела утрясти в епархии. И ко мне заглянул. Баночку липового меда принес. Он любит гостинцы дарить.

      – Значит, у него была с собой какая-то сумка? – с деланной небрежностью поинтересовался следователь, одновременно проверяя задвижки на окнах.

      – Черный портфельчик вроде чемоданчика.

      – Дипломат? Вспомните: при Карачене вы куда-нибудь отлучались? Во двор или в церковь?

      – Петя сказал, что меня владыка просил зайти в епархию. Я пошла, но там отца Прокла не застала. Ушел, сказали, в комитет по делам религии.

      – Итак, вы отсутствовали минут десять-пятнадцать. Или больше?

      – Примерно десять… Я не замечала. Без часов хожу.

      – Потом