Хроники Б-ска +. Кофе понедельника

всему Чермету ларёк был важной точкой на карте Б-ска 50-х, пограничным столбом между «городом» и Черметом. Возможно, кто-то будет спорить и говорить вам, что я не прав, и граница Чермета проходила гораздо ближе к центру, где-то возле тюрьмы или около стадиона «Динамо»… Не верьте. Это всё происки тех, кто хотел жить на Чермете, но не случилось – вот и пытаются передвигать границы. Но Чермету чужой земли не надо… Поверьте старому черметовцу, не раз кулаками доказывавшему эту истину – пограничным столбом был именно ларёк. По одну сторону ларька жили «наши», по другую «не наши».

      Давно уже нет того ларька… А Чермет? Чермет есть, куда он денется…

      Чермет давно уже не пригород, а чуть ли не центр города. А когда-то пустыри составляли основу черметовского ландшафта. Сразу после пограничного ларька город заканчивался даже внешне: булыжная мостовая превращалась в грунтовку, всё чаще появлялись пустыри с отдельно стоящими домами, бараками и сарайчиками, переделанными под жильё. Около моего дома огромный пустырь с озером соединял две основные черметовские улицы: с одной стороны пустыря стояло несколько чётных домов улицы Ленина (ныне Фокина), с другой – нечетные домишки Пролетарской улицы, пустырь заканчивался бараками…

      Бараки, как впрочем и всё черметовское жильё, тема особого разговора. У моей семьи по черметовским понятиям было хорошее жильё: коммуналка на три семьи в двухэтажном срубе на два подъезда. Десятка два подобных домов построили на Чермете пленные немцы для комсостава авиационного полка, который размещался сразу за оврагами. В 60-е годы военный аэродром стал гражданским, а в 90-е его вообще перенесли за город. Но в 50-е мы,

      мальчишки, с восторгом любовались взлётами и посадками серебристых «ястребков» сквозь аэродромовскую «колючку». Видимо, военных лётчиков оказалось меньше, чем предполагалось, и часть построенных для них домов перешла к городу. Городское руководство передало дома самым нужным и важным для города организациям. Как ни странно сегодня это слышать, но самым нужным для послевоенного Б-ска был признан театр – ему выделили целый дом, в котором мои родители, работники театра, получили комнату. Это была неслыханная удача.

      Это была проходная комната. В другой – жила другая семья, и, чтобы попасть к себе, они ходили через нас. Это были молодые артисты, к ним естественно приходили гости, пели песни, танцевали, часто до утра, иногда они заглядывали к нам, спрашивая: «Мы вам не мешаем?» – «Да нет, что вы, всё нормально».

      Третья семья имела отдельную комнату со своим выходом на общую кухню, где на длинных, сбитых из досок столах, постоянно пыхтели примусы, а для серьёзных готовок или стирок растапливали огромную плиту. Но плита потребляла много дров, а с дровами было туго, их экономили, берегли до зимы – отопление было печное. О стирках соседей предупреждали заранее, чтобы те успели приготовить обед: во время стирки даже две семьи на кухне не помещались.

      В общем,