Не с той стороны земли. Елена Михайлик

стеклом, числом и стеной,

      и облаком над горящей сосной —

      а он сказал ей – «Пойдем со мной»,

      и, конечно, она полетела с ним

      до южных морей, до конца, дотла,

      пока над дорогой гудит прибой

      и есть кому повторить «Возьми».

      А вот войной она не была,

      война случилась сама собой,

      как оно бывает между людьми.

      «Об отечественных филологических школах…»

      Об отечественных филологических школах

             когда-нибудь снимут приключенческое кино,

      сериал в китайском костюмном стиле:

             с хронологией в клочья и страстями по росту,

      где одни собирают броневики, другие вставляют статьи

             и спектакли в каждое подвернувшееся окно,

      а третьи увозят библиотеки по горящему мосту,

      даже раньше, все еще здесь, и живы, все впервые,

                     все на передовой,

      язык и реальность послушно гнутся,

             часы задумчиво бьют пятнадцать,

      двадцатый век, материал и убийца,

             висит как фонема над головой —

      не желает стать звуком и начинаться,

             но не в силах не начинаться,

      ибо те, кем в «Яблочке» кормят рыбу,

             предопределены рифмой второй строки,

      а те, кто кормит, без исключенья вышли

                 из гоголевской шинели,

      пока курско-орловский говор рвется

                 в литературные языки

      и намерен актуализоваться посредством всех,

                 что покуда не околели,

      а вдали плывет Петербург, подобный черной реке

             и поэтажно горящему кораблю,

      а я смотрю и не сплю, не сплю – и не сплю,

                 пока Поливанов

      идет на свидание в тюрьму к научному руководителю,

             бывшему иерусалимскому королю,

      и не знает, что он и сам – система транслитерации,

      отдел Коминтерна и безнадежно мертвый герой романа.

      «Авианосец болен, матросы с него бегут…»

      Авианосец болен, матросы с него бегут,

      отставной командир корабля популярен как Робин Гуд,

      его «Наутилус» орудья щерит из любых водных прорех,

      у него под водой настоящий Шервуд – он принимает всех.

      Командование не желает искать следы на воде

      ни в политической, ни в сетевой, ни в океанской

                   среде,

      оно читало все те же книги и смотрело то же кино

      и знает, что при столкновении с архетипом

             его дело – обречено.

      Все его звезды смерти взорвутся (а потом взорвутся

                   на бис),

      треножники и летучие блюдца образуют сервиз,

      продажная пресса продаст другому,

             скелет развалит клозет,

      в общем, стоит им выйти из дому, как их всех

               поглотит сюжет.

      У экс-командира та же проблема: архетип за него

      горой,

      а он не капитан и не Немо, он вообще не герой.

      зачем