Реквием по папе. Эрнест Бикмуллин

с кем отец разговаривал по телефону? Случайно или не специально вы могли что-то заметить.

      – Я не следила за вашим отцом! Вначале Павел Игоревич был очень немногословен. Мы условились, что я буду ему готовить и убираться в доме в определенное время. В два часа дня я приходила и в девять вечера уходила, закончив работу.

      – Но этого мало! Попробуйте вспомнить все поподробнее, с первого дня, – настаивала мягко Жанна.

      Луиза задумалась и машинально вынула заколку. Пряди сильных волнистых волос каштанового оттенка легли на плечи горничной. Сестры вонзили в нее глаза. Женский взгляд уловил что-то такое, о чем они не могли подумать еще пять минут назад. Луиза заметила, что ее с интересом рассматривают.

      – А вы сексуальная, – томно заметила Кристина.

      – Девушка с обложки! Вам можно позавидовать, у вас прекрасная внешность! – с интересом добавила Лариса.

      Луиза скосила глаза влево вниз и поспешно заколола волосы, собрав их на затылке.

      – Сколько платил вам отец? – спросила вдруг Шура, поставив ногу на край кресла, желая натянуть чулок на свое бедро еще выше. Затем, вытянув ногу вперед и осмотрев ее, она удовлетворенно запахнула ее полами домашнего халата.

      – Это что, допрос? – холодно задала вопрос Луиза.

      – Девочки! – Жанна строго взглянула на сестер. – Луиза ухаживала за больным отцом. Больным, понимаете?

      – Спасибо за добрые слова, – горничная, казалось, взяла себя в руки.

      – Итак, вы хотите знать все? Что же, я расскажу вам.

      – Что же, мы готовы вас выслушать, – закурив сигарету, ответила за всех Диана. – Когда вы появились в доме?

      – Примерно с месяц назад позвонила мне Жанна. Она меня нашла через наших общих знакомых. У меня хорошая репутация. На тот момент я работала в двух коттеджах, и совершенно не было времени на третий. Но ваша сестра предложила мне очень хорошее жалованье… – Сестры переглянулись, но Жанна хранила абсолютное спокойствие.

      – Ваш отец был болен онкологией. Плюс больные ноги. В общем, он мало что мог делать самостоятельно. Я была удивлена тем, как он в таком состоянии жил во всем доме один, готовил себе еду и все такое… – Сестры снова переглянулись. Луиза продолжила:

      – Я закатила генеральную уборку. Все перестирала, перегладила, вымыла все полы и протерла стены от пыли. Купила специальные лампы, которые убивают микробы, и расставила их у вас в доме. Павел Игоревич был несказанно рад. Из затворника он начал на моих глазах превращаться в удивительного собеседника. Помню его первую фразу, как приглашение к беседе: «А вы трудоголик! Напоминаете мне меня в молодости!» Так мы и разговорились. А через неделю из него пошли такие откровения, что я даже смутилась, сказав ему, что, может, не стоит мне об этом рассказывать. Но он был неумолим. Вечерами мы вместе ужинали. Он рассказывал о своей жизни, работе, о супруге и вас, дочерях. Поэтому… я непроизвольно стала в курсе ваших взаимоотношений с отцом. Если сказать вежливо – вы его все забыли. Это подтачивало его, поэтому он заболел и слег.

      – Это вы так решили? – прервала ее монолог Кристина.

      – Нет!