Последний день лета. Андрей Подшибякин

цвета. Шпанистые одноклассники и пацаны постарше поначалу пытались его драконить, но это им быстро надоело – на унижения и даже побои Новый не реагировал вообще никак. А в чем, спрашивается, удовольствие от мучения жертвы, если она даже не пытается огрызаться?..

      Иного мнения на этот счет придерживался только обитатель последней парты Сережа Питон – длинный соплеобразный мальчик, постоянно шмыгавший носом. Питон был парией другого рода – его не трогали больше из омерзения. Зато он трогал всех.

      – Слышь, притырок, – прошипел он в спину Новенького, предварительно убедившись, что Ольга Васильевна находится на другом конце класса.

      «Только не ведись, только не ведись», – в голове у Пуха крутилось заклинание-оберег.

      Степан продолжал сидеть, глядя прямо перед собой.

      Питон ткнул его в спину острием шариковой ручки.

      «Просто притворись, что его нет, – мысленно кричал Пух. – Нет, и всё! Он тебе просто мерещится!»

      – Что тебе надо? – полушепотом сказал себе за спину Новый, очевидно не обладавший даром телепатии.

      Глаза Питона торжествующе вспыхнули.

      – Чтоб ты сдох, как тот Донец!

      Шутка была так себе, но вокруг захихикали. Историчка подкинулась:

      – Чупров! Как ты ведешь себя на уроке?!

      Питон, ожидавший именно такой реакции, как по сигналу заскулил плаксивым голосом:

      – А я ничего, Ольга Васильевна!.. Это всё Степа, он меня обижает матными словами! Скажите ему!..

      – Оба замолчали! Тишина в классе!.. На чем я остановилась? Ах да: античные географы считали Танаис границей между Европой и Азией. В 237 году до нашей эры город был полностью уничтожен, но…

      Прозвенел звонок. Восьмой «А» вскочил и засуетился, не обращая внимания на традиционные причитания Ольги Васильевны о том, что звонок звенит для учителя; все прекрасно знали, что для какого-нибудь другого учителя он, может быть, и звенит, но для этого конкретного – точно нет. В дверях Пух запнулся и покосился на Новенького – тот по-прежнему неподвижно сидел за партой, глядя в пустоту. Аркаше вдруг захотелось кивнуть или помахать странному мальчику рукой; привлечь его внимание, чтобы… Чтобы что, Пух не знал.

      – Пух, не тупи! – проорал из коридора Крюгер. – Сюда иди.

      Что Аркаша и сделал.

      3

      На пути из школы Крюгера по обыкновению раздирала хаотичная энергия – он носился кругами вокруг Пуха, гримасничал, распинывал кучи опавших листьев и размахивал своим коричневым «дипломатом». Южное солнце отбрасывало зайчики от его очков.

      – Короче, Пухан, понял, этот пацан, ты его не знаешь, с Батайска, так вот, короче, у него, ну, как у него – у его родаков, есть видак. Не параша там какая-нибудь, как «Электроника ВМ-12», а, понял, реальная тема, японский видак, «Funai». И, короче, понял, он меня позвал в гости, и…

      – Как, ты говоришь, его зовут? – спросил Аркаша.

      – Кого?!

      – Друга твоего.

      – А. Э-э-э… Алёша! Алёша его зовут, но это без разницы, понял, ты по ходу его не знаешь всё равно. Короче,