Я – Распутин. Сожженные мосты. Алексей Вязовский

голую женщину ласкал сизый лебедь.

      – Это Леда и лебедь… – глаза княгини расширились. – Копия Рубенса кисти Клевера. Я привезла ее из Европы и…

      – Гляди, какой срам по стенкам развесила, – не дал я договорить Юсуповой, – от беса это у тебя, от беса!

      – Что вы себе позволяете?! – ко мне шагнул статный мужчина в военной форме, с аксельбантами. – Вы…

      – Заткнись! – рыкнул я на защитника. Тот покраснел как рак, стал хватать воздух губами. – Смотри у меня, княгинюшка! Я эту твою бесовщину прикрою. Разом!

      Я перекрестил Леду в районе женского лона. Лебедь косил на меня правым глазом.

      – Если вам претят такие картины… – Юсупова растерялась. – Я велю убрать ее на чердак.

      – Убери, и поскорее. Иначе быть проклятой. – Я повернулся к свите. – И вам всем быть проклятыми, что смотрели на блудодейку и подхихикивали.

      Аристократия впала в ступор. Еще никогда с ними так никто не говорил.

      – Григорий Ефимович, изволь пройти в музыкальный зал, – Юсупова решила сгладить ситуацию. – Там и угощения уже рядом накрыты.

      – Ну пошли, коли зовешь. – Я подхватил княгиню под руку, потянул за собой. – Молишься ли? Пост блюдешь?

      Тут главное не сбавлять темпа и не давать свите прийти в себя. Иначе кликнут слуг и выкинут меня из дворца.

      Юсупова что-то лепетала, мы быстро шли по коридорам и анфиладам.

      В зале было накрыто несколько круглых столов. Аристократия сидела вокруг, дула чай из сервизных чашек. Я глазом выхватил знакомое лицо. Анечка! Танеева. А рядом очень похожий на нее мужчина. Отец?

      – И ты тут? – я оставил Юсупову, сел за стол к Танеевым. – Чаёк лакаете? Ну пейте, пейте. Чаек – травка святая, пользительная.

      Я сам налил себе из фарфорового чайника с вензелем.

      В зале царило полное молчание. Даже музыканты перестали наигрывать Шуберта.

      – Нехорошо живете, нехорошо… – я кивнул на восточные сладости, что были разложены по тарелкам. – Чай пост ныне, а вы оскоромляетесь. Нешто так жить можно?

      – А как можно? – проскрипел Танеев – пожилой, седовласый мужчина лет шестидесяти.

      – Токмо по любви! – поднял я палец, повернулся к Юсуповой – А где твой муженек да сынок?

      – Муж сейчас в Москве. – Княгиня присела за соседней стул. – Сын, Феликс, в гимназии Гуревича. Скоро будет дома.

      – Феликс? Что за имя не русское… – я вылил чай в блюдце, стал прихлебывая пить. – Познакомь меня с ним. Авось перекрестим на что-то доброе. Как тебе имя Федот?

      Вокруг нас образовался уже целый круг аристократов, жадно внимающих моему шоу.

      – Или Федот, да не тот? – засмеялся я, подмигивая покрасневшей Танеевой. – А ты что, Анечка? Нашла ли мужа?

      – Я попрошу вас! – Танеев вскочил на ноги, обратился к Юсуповой:

      – Зинаида Николаевна это переходит все границы! Мы уходим.

      – Да подожди ты уходить! – я тоже встал, силой усадил Танеева обратно на стул. – Только началось веселье-то… Матушка, княгиня, где у тебя тут нужник? Надо бы