Это в твоей крови. Марша Сандерс

рывком сесть на продавленном матрасе.

      – Снова пожар? – ахнула она в пустоту.

      От резкого движения сорочка сползла с плеча, обнажая покрывшуюся мурашками кожу. Зябко поежившись, Рута откинула с ног изрядно полинявшее одеяло и подбежала к окну, за которым в вечернем полумраке вырисовывались очертания каменной ограды.

      Три века назад особняк стаи Дескур гордо именовался замком, и слава о нем гремела до самой Варшавы, но теперь от былой роскоши осталось лишь обветшалое крыло, где когда-то давали балы, и земляной вал. Рута много раз уговаривала отца перебраться в город. Глава стаи упрямился, заявляя, что не сдвинется с места и будет защищать честь предков до последнего рыка. Вот только обороняться было не от кого. Чужаки в глушь не заходили, а соседняя стая Брезов уже двадцать лет придерживалась пакта о перемирии.

      – Неужели послышалось? – пробормотала Рута, прищуриваясь и отчаянно пытаясь уловить движение во внутреннем дворике.

      Единственный фонарь на углу не горел, как и лампы вдоль дорожки. Для матерой волчицы темнота не стала бы помехой, но Рута в отличие от старшего брата еще ни разу не обращалась. Не умела, да и не хотела, тоскуя о другой жизни – в большом городе, среди разношерстной толпы. Отцу бы это не понравилось, и смелые мечты приходилось держать в тайне.

      За окном медленно сгущались сумерки. Понадеявшись на нюх, Рута распахнула скрипучую створку. С опаской потянула носом, силясь учуять дым, но ночной воздух был свеж как вода в горном ручье – ни гари, ни запаха чужаков.

      Внезапно вой повторился – хриплый, надрывный… и такой знакомый.

      Сердце в тревоге заколотилось сильнее.

      – Отец?

      На зов никто не ответил, лишь хлопнула входная дверь, и под окнами пронеслась косматая тень – на бегу обратившийся волком брат скрылся в зарослях.

      – Мартин! Что стряслось? – прокричала Рута ему вслед.

      И босиком кинулась в коридор, предчувствуя беду.

      До лестницы добежать не удалось – путь преградил старый Януш. Он прислуживал отцу, сколько Рута себя помнила. Седой, немногословный и угрюмый, и такой же ветхий, как их особняк.

      – Вернитесь в спальню, пани.

      Морщинистая рука крепко стиснула предплечье, не давая продолжить путь.

      – Но отец… – запротестовала Рута.

      – Вернитесь к себе. Ему поможет пан Мартин.

      – Я тоже могу…

      Прервав возмущенную тираду, на первом этаже снова громыхнула дверь.

      – Януш! – рявкнул брат и со смачным ругательством проволок что-то тяжелое по полу. – Готовь переливание!

      В ужасе Рута прикрыла рот кончиками пальцев, пока страшная мысль не успела оформиться в слова.

      Подозрения подкреплял запах – удушливый, убивающий надежду. Так пахнет пропитавшаяся кровью шерсть. Сырой землей и железом. Смертью.

      – Януш, где ты ходишь? – продолжал звать Мартин.

      Слуга не посмел ослушаться и насколько позволял преклонный возраст, поспешил вниз по ступеням. Страшась увидеть изувеченное тело, Рута, шатаясь, подошла к перилам и перегнулась через них.

      Первой в глаза бросилась когтистая лапа, безвольно свисающая со стола. Ноги отца успели трансформироваться в человечьи только до колен. Все, что выше, осталось звериным, словно на полное обращение не хватило сил. Шкуру покрывали проплешины с глубокими порезами, идеально ровными и тонкими. На мгновение Рута решила, что они от ножа, пока взгляд не переместился к горлу, где зияла рана с рваными краями – такой след могла оставить только сомкнувшаяся пасть.

      Примечания

      1

      Волк меняет шерсть, а не натуру (лат).