Шелопут и Королева. Моя жизнь с Галиной Щербаковой. Александр Щербаков

величественное в его полном равнодушии к миру смотрящему.

      И он покорно шел за этим телосложением, испытывая перед ним даже некую робость.

      – Ты как был дурак, Вовка, так им и остался, – говорила идущая впереди него природа…»

      Надо ли объяснять, что опустившаяся, глушащая стаканом водку баба и была той Олей.

      «…Все-таки он поднял на нее глаза. Она стояла к нему боком, смотрела в окно, и ягодицы по-прежнему крепко держали ее юбку. Он резко отвернулся от этой картины, но заметил, как разлапистая ладонь незаметно смахнула с лица слезинку. Ему тоже захотелось плакать».

      Что, страшно?! Еще как. А писатель Галина Николаевна честно сказала:

      – Это я про тебя написала.

      Без тени юмора. Она написала не про меня, а для меня. Как бы глядя в мой безрадостный завтрашний день. Я злился на нее. Но больше – боялся. Боялся закаменевшего бледного лица.

      Кажется, объяснил сам себе историю с неотвеченным письмом? Но… опять вспоминаю: про потерю опоры, про «окажусь в пустоте», про «будет совсем худо…».

      А сейчас и мне от этого худо. И ничего не вернуть.

      Почему-то на память приходит школьное. «Я оглянулся окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвленна стала». Пусть простит меня Александр Николаевич Радищев, великой души человек, за использование найденной им потрясающей словесной формулы. Так вот, окрест меня очень многие люди живут по жребию, доставшемуся им, так сказать, при типовой раздаче: есть человек – получи свою нормальную, справедливую среднечеловеческую долю. И есть люди с судьбой – индивидуальной, заготовленной провидением именно для них. Но в отличие от получающих свой удел «в общем порядке», прет-а-порте, им приходится, такое уж правило, эту свою модельную судьбу еще выискать в мировой кутерьме. И не факт, что, разысканная, она гарантирует нечто славное, счастливое, безбедное. Нет, только твердое конечное чувство, что ты прожил именно свою жизнь. Но это – немало.

      И потому так много ищущих. А поиск – это слишком часто путь проб и ошибок. Оглянувшись окрест, я увидел, что нашедших обычно окружает немалое число потерпевших от их поисков.

      Это меня озадачивает. Неясно, как к этому относиться. Но честно: я благодарен провидению за подаренную судьбу. В комедии Островского про женитьбу Бальзаминова купчиха Клеопатра Ивановна мудро говорит: «Разве можно знать божью планиду! У всякого человека есть своя планида…» А мне было дано понимание: вот она, в моих руках, нить моей божьей планиды.

II

      Есть у Юрия Левитанского стихотворение, притягивающее к себе, как магнит булавки, сочинителей музыки и исполнителей песен. Не будем затрагивать тень Пушкина с его «Я вас любил», но можно вполне сравнить с обилием романсов «Среди миров, в мерцании светил» на миниатюру Иннокентия Анненского. Звучание – от едва усвоивших гитарные аккорды подростков до академических оркестров, от бардовской самодеятельности до Елены Камбуровой и Иосифа Кобзона. А всего, казалось бы, зафиксированное наблюдение: чем мы только не занимаемся за отведенный нам век, но вот же – никогда его не хватает на распознание самых близких, на подлинную