Мой большой… Босс. Мария Зайцева

ым волосом… А потом – к животу… И ниже, к…

      – Эй! Ты чего тут делаешь?

      Моргаю. Майка, мать твою! Приди в себя! Вотпрямщас! В себя! Мая!

      Верхняя пуговица джинсов расстегнута… И пояс мокрый… Еще бы, ведро воды ледяной с колодца. Да на себя. С размаху. Ох…

      – Да черт…

      Ведро отброшено в сторону, идет ко мне. Приближается. Огромный. Ой… Руки, как моя талия, наверно… Если не шире. На плечо можно сесть и еще место останется…

      – Ты чего замерла?

      И голос… Ой… Не пугает, нет. Завораживает. Отдается в глубине тела дрожью, сладкой-сладкой, бьет по ногам, подгибая колени…

      – Тебе плохо?

      Да, мне плохо. Мне плохо! В глазах темно даже, так мне плохо…

      Упасть не успеваю, подхватывает. И это – тройной удар просто по мне, мелкой и глупой! Потому что к визуальному прибавляется осязательное и обонятельное!

      Он горячий. Кожа после ледяной воды холодная, а сам он – горячий! И  пахнет чем-то терпким, звериным. Голова кружится. Все вокруг летит, все вокруг с ума сходит. Или это я с ума схожу?

      Сошла. Точно сошла.

      – Да черт!

      Ругается, слышу досаду в голосе, несет меня куда-то… Пусть несет. Хорошо в его руках. Сладко. Все внутри замирает от неясного предвкушения… Чего-то. Я не знаю, чего, не понимаю просто.

      В старом деревенском доме пахнет пылью, сухими травами и тем непередаваемым духом деревянного дома, в котором жили из поколения в поколение, семьями. Хорошо жили, дружно.

      Кладет на кровать. Осторожно отводит волосы с лица. Я ощущаю эти прикосновения ожогом, сумасшествием. Болью. Острой и нужной мне сейчас.

      Открываю глаза. И не дышу. Не могу даже пошевелиться.

      У него темные радужки. И черные зрачки. Так не бывает. Не бывает у людей таких темных глаз. Таких…

      А он тоже смотрит. И, кажется, словно впервые видит меня. Словно совсем не ожидал, и теперь удивлен.

      Тяжелые грубые пальцы, убирающие волосы с лица, останавливаются, а затем, помедлив, проходятся по щеке. Неожиданно легко и мягко. Трогают губы, послушно размыкающиеся под чужой властью.

      Я завороженно слежу, как черные зрачки расширяются. Это особенно странно на совершенно не эмоциональном  грубом лице.

      Он опять ведет пальцем по губам, словно проверяет, насколько податливые, насколько гладкие.

      Я невольно сглатываю, вспомнив, наконец-то, что надо бы и подышать.

      Отслеживает движение моего горла, пальцы дергаются, словно… Словно хочет руку положить на шею! И наощупь проверить… Еще раз…

      Судорожно втягиваю воздух, он возвращается к губам, потом моргает. И взгляд становится прежним. Спокойным и мрачным.

      – Ты кто такая вообще? Откуда здесь?

      Он не отстраняется, по-прежнему сидя боком на кровати, чуть навалившись на меня. И голая мокрая грудь совсем близко. А руки, огромные, мощные, по обе стороны от моего лица.

      Еще чуть-чуть  –  и наклонится, укроет меня собой.

      А я и пискнуть не успею. Не смогу.

      Не захочу?

      Облизываю губы, дышать становится совершенно нечем.

      Хмурится, смотрит на губы, выдыхает.

      – Ты немая?

      Блин… Немая, да. И дурочка. Такая дурочка…

      Киваю.

      – Черт…

      Он медлит чуть-чуть, словно прикидывает, что дальше делать, а потом отстраняется.

      Рывком отжимается на руках, встает, оставляя после себя только ощущение тепла рядом. И твердых подушечек пальцев на губах.

      Привстаю, а затем аккуратно сажусь на кровати, смущенно поправляя задравшийся сарафан.

      Ловлю  темный внимательный взгляд на своих ногах, замираю, глядя на него снизу вверх.

      Ругается и отворачивается.

      Смысл его ругательств понятен. Он в растерянности, не знает, что со мной делать.

      Встаю, жестами указываю на выход. Мне кажется, что нам здесь нельзя вдвоем.

      Смущает.

      – Ты себя нормально чувствуешь? Идти можешь?

      Киваю.

      Пропускает, торопливо выбегаю из дома, нагнув голову.

      Стыдно, Боже мой, стыдно как! Щеки жарит огнем, губы горят, в глазах темень!

      – Мая, что ты? Куда? – это в сенях меня тетя Маня ловит, встревоженно смотрит в глаза.

      Отворачиваюсь, еще больше вспыхивая. Потом шарю по карманам и протягиваю ей записку от бабушки.

      – Да погодь ты, щас прочитаю! Ответа надо же? – держит она меня за локоть, но я отрицательно качаю головой и, услышав тяжелую мужскую поступь в доме, приближающуюся к нам, дергаю руку, высвобождаюсь и несусь прочь, как заполошная курица без башки.

      Не