Тревожный колокол. Владимир Казаков

Другие могут сесть в лесной колодец, не оцарапавшись о деревья, даже если от концов лопастей винта до веток остаются дюймы, но над неспокойным морем их подводит глубинный глазомер. Вот тот, кареглазый, всем хорош, но у него двое малышей. Может быть, Богунец? Отдохнул ли он после недавнего полета?

      – Богунец.

      Вскочил стройный щеголеватый парень.

      – Готов!

      – Николай Петрович. – Тут Комаров еле заметно улыбнулся.

      Чуть приподнялся и сел, блеснув седоватыми висками, командир звена Батурин.

      Помедлив, Комаров назвал третьего:

      – Руссов.

      Встал и Руссов, его голова почти уперлась в низкий потолок комнаты предполетной подготовки.

      Воеводин забеспокоился.

      «И Богунец и Руссов только что вернулись из тяжелых полетов. Может быть, слетать мне?» – написал он на вырванном из блокнота листке и подсунул его Комарову.

      Взяв у инспектора авторучку, командир эскадрильи черканул на том же листке: «Решаю я!»

      – Названные экипажи остаются, остальные свободны. Не расползаться, всем быть в готовности «три», – сказал Комаров и нажал кнопку селектора. – Жду из управления ответ на повторную телеграмму!

      Один за другим пилоты-«запасники» вышли из комнаты.

      – Принимайте, – ответили с телетайпа. – В силе ответ на первый запрос.

      Мудрят в городе. «Ответственность ваша» – первый ответ. И нет в нем словечка «согласен» или «одобряю». Вот так всегда. А потом участливо спрашивают: «Что-то ты похудел и пожелтел, дорогой Михаил Михайлович?» Знают, о чем сегодня идет речь: действовать надо по новому спасательному варианту, о котором он говорил и писал еще полгода назад в научном журнале. И все как в песок. Похвалить – похвалили, отработать с летчиками как следует не дали, а сейчас прижало, и надо играть с листа!

      – Первый! – пробасил висящий на стене динамик голосом диспетчера. – Чувствую, у буксира туго. Торопитесь!

      – Ну? – повернулся комэск к Воеводину.

      Инспектор вынул из кармана листочек, развернул его и ногтем подчеркнул слова Комарова: «Решаю я!»

      – Спасибо, Иван Иванович! – изобразив улыбку, наклонил голову комэск.

      – На здоровье, Михаил Михайлович! – преувеличенно низко поклонился Воеводин и порвал бумажку на клочки.

      – Ладно, пошли, товарищи, на аэродром! Предполетную подготовку проведем около машин, – тихо сказал Комаров оставшимся летчикам…

* * *

      Три тяжелых вертолета повел за собой Комаров. Он не пошел прямо, по пеленгу радиобуя, а пробирался между облаками и землей, обходя сопки и леса, над которыми ветер терзал клочковатые тучи, крутил мокрое крошево из снега, старых листьев и перегоревшего мха. Вертолеты держали постоянный крен к ветру, поэтому казалось, что летят они боком, то проваливаясь, то взмывая друг над другом. Но даже над ровной тундрой ветер швырял вертолеты в стороны, бил в борта сильно и глухо, как штормовая волна в скулу корабля. Железные машины дрожали