Хромые боги. Александр Воропаев

черная полоса. На плечах у незнакомки был черный плащ, на лице полумаска.

      – Это еще что за цыпочка… – промямлил мелкий грабитель с ножом, вытаращив глаза. – Откуда она взялась?

      – Молоденькая, – пробасил громила. – И почти не одета. Замерзла, наверное. Но дядюшка Билли согреет бедную крошку. Иди сюда, детка!

      – Мистер, у вас проблемы? – спросила девушка звонким юным голосом. Дождавшись от Ронни неуверенного кивка, она удовлетворенно поставила руку в шелковой перчатке на бедро. – Идите, мистер, и не забудьте вызвать полицию. Их появления здесь будут ждать двое раскаявшихся граждан.

      – Стоять! – крикнул мелкий головорез в сторону актера, и в следующий момент Рональд Салеман увидел, как девушка пружинно подпрыгивает в воздух.

      Дальнейшее происходило какими-то странными рывками.

      Некая желтая полоса, схожая со стрелой, метнулась в сторону подбородка бандита, звонкий удар, и вот уже его тело, вытянувшись, летит в сторону. Мусорный бак с грохотом опрокидывается на мостовую. Затем спасительница оборачивается к громиле, волан юбки взвивается, полностью открывая стройные ноги.

      Ронни сорвался с места. Он бросил взгляд назад, когда прикрывал за собой дверь аварийного выхода, и увидел немыслимую картинку: девушка висела в пяти футах от земли, руки ее были расставлены в стороны. Затем она чуть наклонилась на бок и выбросила ногу вперед. Носок ее чёрной туфельки и нос бандита встретились…

      Дальнейшего Салеман не видел. Когда он вернулся с полицейским нарядом, дежурившим на площади со стороны входа в мюзик-холл, удивительной девушки-осы не было. На брусчатке валялись два добросовестно отмутуженных жулика и короткая записка с пожеланием успеха стражам порядка.

      … А Лора Лейн Ковач, едва касаясь ногами покрытия, бежала по крышам в сторону пригорода. Она без особого напряжения перепрыгивала с одного дома на другой, преодолевая в один прыжок расстояние в пятнадцать, даже двадцать футов*, не задумываясь, как это возможно. Для нее не было ничего невозможного, потому что на сердце было легко и радостно. Когда тебе семнадцать лет, жизнь твоя наполнена только теми вещами, которыми ты сама хочешь заниматься, и она свободна от нравоучений – ты самый счастливый человек на свете. (три фута* – примерно, один метр)

      Вон появилась крыша их дома. Она уже казалась родной. Ее бледно-оранжевые черепицы привычно пели под быстрыми ногами, когда она уходила ночью и возвращалась на рассвете домой, в их с Мартином гнездышко.

      Вместе с Нормой и Фредом они остановились в Лос-Анджелесе. Дом был не очень большой – двухэтажный, и находился он вдалеке от оживленных улиц, у черта на куличках, зато до широкого пляжа, на котором волны Великого океана с шипением выползали на белый песок, было всего четверть часа пешком, а на велосипеде – и вовсе ничего. В их коммуне было четырнадцать человек – немало, но Мартину и Лоре повезло: им благосклонно выделили отдельное просторное помещение. А то, что располагалось оно на чердаке, под самой крышей, и по утрам голуби будили их своим