Очерки кавалерийской жизни. Всеволод Крестовский

с закорюченным хвостиком весело затявкала и, обнюхиваясь, резво побежала вдоль по деревне вприпрыжку, подрыгивая слегка где-то пришибленною заднею ногою. Там и сям около хат и сараев чаще замелькали солдатские темные фигуры, в полутьме похожие на какие-то бродячие тени. В низеньких, крошечных оконцах засветились огни – деревня мало-помалу проснулась. И дымком тянет по низу сильнее и гуще.

      Прошло еще около часу – и вот трубач пошел вдоль по деревне, с одного конца до другого. Раздались резкие, дребезжащие звуки – генерал-марш будто бы будит солдатиков, а они все и без него уж давным-давно проснулись. И не успел еще затеряться за ближним пригорком в холодном предрассветном воздухе издалека слышный высокий звук трубы, как уже с четырех концов деревни почти разом раздается эта знакомая и давно ожидаемая команда: «Седлай!» – и солдатики вмиг засуетились.

      В конюшнях – слышно – то там, то здесь фыркают, храпят и бьются седлаемые кони, раздаются обращаемые к ним возгласы:

      – Но-о, ты!.. Куда-а?!. Смирно!.. Ы! леший!.. Сто-ой!..

      – Шклянник! Подержитка-сь, братец, свою Баранесу! Мешает, подлая: зубам балуется…

      – Бочаров! Куды-те, дьявол, щетки мае задевал? Отдай щетки-то!

      – Трохименко! Прячьте, пожалуйста, ваш недоуздок – валяется!

      А в это время взводные вахмистра похаживают по конюшням да подбадривают:

      – Но-но, ребятки!.. Встрепохнись, ворошись!.. Живо, живо, братцы! Живея! И то, вишь, сколько запоздали!.. Ну-ну, не копайси! Чтобы в секунт!

      Но «ребятки» не копаются: они и без поощрений, уж сами по себе «в секунт» готовы, – и вот, то с того двора, то с этого, полязгивая тяжелыми саблями, сходятся к сборному пункту, то есть к вахмистерской квартире, одиночные всадники, ведя коня в поводу и вольно положив на плечо пику.

      Андрей Васильевич в это время давно уже «встамши» и наскоро чайком заниматься изволят.

      Вот зашли к нему взводные доложить, что люди, почитай, готовы, а он их чайком:

      – Карп Макарыч! Илья Степаныч! Кушайте, пожалуйста!.. Без сумления!.. Наливайте-тка! Да только, значится, поскорея!

      Взводные наскоро втягивают в себя горячий, дымящийся чай, кто из стакана, кто из чашки, кто из кружки, – обжигают себе при этом глотки, морщатся, пучат глаза, но это ничего, потому вахмистерский чай, известно, дело горячее.

      Но вот вахмистр выходит ко фронту.

      – Все ли в сборе, ребята?

      – Все как есть, Андрей Васильич!

      – Никто ничего не забыл?.. Осмотритесь-ко!

      – Все как есть, при себе… будьте без сумления!

      – Ну, ладно!.. Садись!!

      И фронт заколебался: солдатики ловким взмахом взбираются на тяжело завьюченных лошадей, из ноздрей которых пар валит клубами. Слегка прозябшие кони нетерпеливо фыркают и бьют копытами заскорузлую землю. Вот наконец все сели и разобрали поводья. Вахмистр снял шапку и крестится – весь эскадрон тоже креститься начинает.

      Около кучки баб и мужиков староста с сотским, опершись на свои дубинки, да несколько мальчишек,