Вдвоем против целого мира. Алла Полянская

лет, и ждать Лизу глупо, но в глубине души Соня все равно ждала. Не потому, что любила сестру – она ее едва знала и никогда не понимала. Но Лиза исчезла, и если никто не видел ее мертвой – тела не нашли, – то, значит, Лиза вполне может быть жива. Или ее похитили инопланетяне. Или она ушла в какое-то другое измерение – в то самое, на которое был настроен ее мозг. Просто раньше она жила там душой, а потом ей и тело удалось туда перетащить. И там она весело смеется, смотрит в глаза окружающим и разговаривает, и все ее понимают.

      А здесь никто не понимал, кроме мамы и Анжелки. Да мама тоже, собственно, не понимала, ей это было не надо, она любила Лизу такой, как есть, если можно назвать любовью то болезненное обожание, которое мать обрушивала на Лизу и которое та не могла ни понять, ни оценить, ни почувствовать.

      Лиза была старше на два года. Но что было Соне от ее старшинства, если Лиза была – а ее все равно что не было? Тогда немногие знали это слово – аутизм, а Соня знала. Она помнит, как осознала, насколько Лиза отличается от нее самой и от других детей. Пока они были вдвоем, она воспринимала сестру такой, какой та была, и ей казалось, что все живут точно так же. Но когда в четыре года ее отдали в детский сад – маме надо было все больше заниматься с Лизой, – Соня вдруг поняла, что все дети вокруг почти такие же, как она сама, и никто не похож на Лизу. Аутизм, да.

      Родители все надеялись вылечить сестру. И Соня, «здоровая кобыла», оказалась как бы лишней – случайный ребенок, рожденный не потому, что нужен, а по настоянию отца и деда. Они все понимали и надеялись, что второй ребенок будет здоров. Так и случилось, но что с того, когда существовала Лиза, требующая всего времени и всего внимания, какое только можно было уделить? Как тут заниматься вторым ребенком, тем более таким патологически здоровым, постоянно шкодящим и задающим бесконечные вопросы? Почему, почему Лиза не задает вопросов, почему она не разговаривает? Но зато Лиза решала уравнения и задачи, а еще много рисовала. Она разговаривала с миром языком цифр, жила в них, сложнейшие головоломки складывались в ее руках сами. Лиза рассказывала о мире языком рисунков, и оказывалось в итоге, что она видит мир совсем не так, как все люди. Она изрисовала альбомы портретами людей, вперемежку со стрекозами и листьями. Эти портреты так и остались на страницах ее альбомов, их никто никогда не видел, потому что они бы многих обидели. Мать ужасно обижалась на то, как Лиза ее рисует. А Лиза все равно рисовала, и с каждым годом сходство портретов с оригиналами все больше пугало, хотя настоящего портретного сходства часто не было, и тем не менее все себя узнавали. Мать точно узнавала. Она отнимала у Лизы ее альбомы и прятала, а сестра рисовала все новые и новые рисунки, которых Соня не видела, потому что даже знать не хотела, что рисует сестра, которая весь мир вмещала в альбом, но никогда не смотрела в глаза и не разговаривала.

      Иногда Соне казалось, что если бы