Холсты. Тимофеева Наталья

мирозданья – в сгустившейся пагубе ночи.

      Наверное, что-то сломалось в часах из картона,

      К которым привешены цепи и медные гири.

      Пророчество птицы измерено жалобным писком,

      И ждёт ненасытная бездна опять подношений.

      А бабочка бьётся в стекло закупоренной страстью,

      Чья целостность веку сродни из обугленных крыльев.

      Не знаю, когда я вступлю в эту реку молчанья,

      Где весь эпатаж осыпается кварцевой пылью…

      Оркестры вздохнут в вышине синей музыкой света,

      Чистейшей симфонией мира, добра и покоя.

      Змеиною кожею сморщится смертное тело,

      И бабочка страстной души воспарит над землёю.

      Человече

      Мягче мякоти киви, краснее созревших томатов

      Человечье, покрытое тонкою кожей, нутро,

      Что на алчность и подлость излюбленно было богато,

      Райским змеем обмануто ловко, премудро, хитро.

      Яда выплюнул он в эти тонкие синие вены

      Слишком много, – достало для войн и бранчбы на века.

      И давно кардинальные миру нужны перемены,

      Но людишки с соблазном не в силах бороться пока:

      Их лапошить легко за кусочки вощёной бумаги

      Под наркозом любым – от глагола и до мишуры…

      И во все времена единицам хватало отваги

      Из сомнительных рук не принять, а отвергнуть дары.

      Протоплазма Земли, удобрение бранного поля,

      Ненасытная плоть, добровольный вселенский подмор,

      Ты без разума нищ и, в рабах прозябая, доколе

      Будешь, волю презрев, сохранять лишь накопленный сор?

      Ты, по образу созданный Бога, погрязший в гордыне

      Из-за призрачной власти над миром, за звон медяков

      Превращающий землю из сада – в жаровню пустыни,

      На смерть будешь потомками проклят во веки веков.

      Не найти тебе счастья в богатстве, не будет покоя

      Без тепла человеческих чувств, без духовности уз…

      Наша грешная жизнь без любви и полушки не стоит,

      Как без Божьего имени воздух отравленный пуст.

      Застенчиво, доверчиво, печально

      Застенчиво, доверчиво, печально

      Ласкает клён оконный переплёт,

      И жёлтый лист – стафет его прощальный

      Ещё чуть-чуть и в лужу упадёт,

      И письмена размокнут жильных строчек,

      И побуреет золото, увы.

      Висит паук намокший, как комочек,

      С крестом на тельце… А из головы

      Нейдёт моей, как не хочу я в город,

      Как душно мне в пространстве серых стен,

      Какой по воле ощущаю голод

      Я там, где сердце попадает в плен

      Условностей. И снова будет стужа,

      И я, как муха, – пленница тенет

      Московских улиц, что пространства уже,

      Где мне струит небесный чистый свет

      Вот эта даль, то спрятанная дымкой,

      То залитая солнечным огнём,

      Впаду в анабиоз. И под сурдинку

      Метели городской ненастным днём

      Всплакну