Падеспань. Ростислав Жуков

было немного латиноамериканцев. К примеру, в спальне Шосса жил перуанец, с которым Шосс говорил по-английски, а в моей – панамец Антонио, который зачем-то изучал русский язык. Иногда я по его просьбе помогал ему правильно произнести или написать те или иные фразы. Высокий худой смешливый панамец был отличный парень, и я подарил ему испанско-русский разговорник.

      Что касается азиатов из неарабских стран, то их было совсем мало. Помню только одного-единственного китайца (который торговал сигаретами), одного вьетнамца (который продавал газеты «Фарола») и одного индийца (который занимался неизвестно чем).

      Европу в альберге представляли, разумеется, только граждане бывшего социалистического лагеря. То были румыны, поляки, болгары, чехи, словаки, венгры (почему-то почти не было беженцев из экс-Югославии), ну, и «наши» – граждане развалившегося Советского Союза. Больше всего было поляков и румын.

      Поляки, о которых на протяжении нашего повествования будет говориться очень много, работали на стройках, а в свободное время в основном выпивали, что свойственно всем славянам. Представленный уже читателю Стив не работал нигде потому, что не хотел, а занимался сугубо тем, что выпивал и похмелялся за счёт своих соотечественников, а в будущем также и за наш счёт.

      В отличие от поляков, отношения с которыми у нас сложились самым лучшим образом, с румынами у нас этого отнюдь не произошло. Негативное отношение румынской публики, подобравшейся в альберге, к русским было очевидно. Арабы к не арабам лучше относились. Было известно, что альберговские румыны занимались в основном воровством; некоторые также продавали газеты. В шоссовской спальне жил румын Ийон, с которым Шосс общался по-приятельски, но таких румын были единицы.

      «Пóшли до вина Вова и Марек». Чех в альберге имелся только один. Парень он был вежливый и культурный; было видно, что альберговский бардак очень его угнетал. Он был нашим добрым знакомым. Звали его Владимир – как он объяснил, такое имя дали ему родители-коммунисты. Владимир немного говорил по-русски. Вечерами он обычно сидел в салоне и писал, так как изучал испанский язык.

      Владимир собирался ехать в Аргентину и готовил для этого документы. Для этого он регулярно посещал аргентинское посольство, и дело у него шло успешно; вместо Буэнос-Айреса, впрочем, он быстро оказался в родной Праге – ниже я объясню, почему.

      Приятелями Владимира были два словака. Одного звали Марек, а другого – Янек. На нас, русских, они смотрели сперва косо. Чехам и словакам, как и другим восточноевропейцам, конечно, есть за что не любить русских. При посредничестве Владимира сошлись мы и со словаками. По-русски они не говорили.

      Марек и Янек ребята были простые. Часто они скандалили из-за чего-то между собой, причём дело, возможно, доходило до рукоприкладства.

      Как-то я наблюдал их разборки. Сначала Марек и Янек вполголоса переругивались, потом альберговский гомон перекрыл голос Марека:

      – Еден х..!

      На это Янек