Падеспань. Ростислав Жуков

нам сто новых газет.

      – Да ты что! – пришли мы в ужас. – У нас и так газет больше полусотни, и мы должны тебе 14 тысяч!

      Невзирая на наш отказ, Гена на следующий день принёс нам в столовую на Палос де ла Фронтера пачку из сотни газет.

      – Будете должны ещё десять миль, – сказал он, – итого – 24 мили.

      Я наотрез отказался брать эти сто газет. Гена стал выходить из себя и, выйдя окончательно, дал мне прямо в столовой по морде.

      Несомненно, в определённой мере я это заслужил. По крайней мере, на оплеуху я никак не среагировал. Однако обедавшие рядом с нами факт мордобития заметили, какая-то женщина подняла крик, и к нам быстро подошёл сегур, а следом прибежал директор столовой. Наклонившись над нашим столиком, директор стал ласково спрашивать меня, не нужна ли мне медицинская помощь. Смех, да и только; не так сильно Гена мне и дал. Предложив Гене выйти на улицу (сегур сразу отправился следом за нами), я там вторично наотрез отказался брать у Гены газеты как сейчас, так и впредь, на что Гена с уверенностью пообещал загасить как меня, так и Шосса, после чего мы расстались.

      О том, что от Гены и его русских приятелей, наших милых соотечественников, можно ожидать чего угодно, мы догадывались. Отправившись в Ретиро, мы с Шоссом стали раскидывать мозгами, как нам быть, но не придумали ничего кроме того, что газет у Гены в любом случае больше брать не будем, после чего за игрой в кости провели время до вечерней продажи газет.

      Конец кабалы. Каково же было наше удивление, когда вечером в альберге Гена вдруг резко пошёл на попятную.

      – Мужики, – сказал он, – ну вы меня извините, что так вышло! Я поставлю бутылку, выпьем, и всё будет нормально. Ну, не хотите брать сто газет, так возьмите хоть 60, потому что это всё равно последние – больше я вам газет доставать не смогу, так как пойду работать на стройку, а из «Фаролы» ухожу и в альберге больше жить не буду.

      На такие условия мы согласились и 60 газет взяли, а остальные Гена сбагрил кому-то ещё. Бутылку Гена не поставил; долг мы постепенно выплатили полностью, и на этом наша кабала кончилась. Газеты по 50 песет нам стали поставлять Габриел и Унгар, причём, конечно, только в требуемом количестве и тогда, когда мы просили.

      Что же вдруг случилось в тот день с Геной? Шосс высказал предположение, что Гену убедил оставить нас в покое Михалыч. Но Михалыча в тот день не было с нами в столовой, а в альберге он появился уже после гениной ретирады. Позже я вспомнил, что как-то два негра, которых я не вполне и знал, вдруг ни с того, ни с сего остановили меня на улице близ альберга и без предисловий спросили, не мешает ли кто мне жить? Я сказал, что всё нормально, и на этом мы с неграми простились. Может, тогда они были в столовой? Ну и что?.. Мы терялись в догадках; до истины мы так никогда и не докопались.

      Вскоре Гена действительно исчез из альберга.

      Затем на вольный воздух перебрались мы. Осенью нас на горке что-то чересчур часто стала тревожить полиция, как в форме, так и в