Крысиная башня. Наталья Лебедева

сказал Ганя.

      Перед тем как настала очередь Мельника, Настя вышла покурить. Последние полгода она пыталась бросить или хотя бы уменьшить количество выкуренных сигарет, но у нее никак не получалось. Настя хваталась за сигарету, как за соломинку, когда приходилось тяжко, а сейчас она тонула в море безумной подростковой влюбленности. Ее щеки горели огнем, сердце стучало, ноги были ватными. Это было странно, но приятно, и затягивало, как наркотик. Настя не хотела, чтобы ощущения исчезли, но ей было важно взять себя в руки. Она курила, жадно затягиваясь, сигарета плясала в ее трясущихся пальцах. Она выкурила две и вернулась в аппаратную, еще больше опьяневшая от влюбленности и никотина.

      – Вовремя, – сказал Ганя, – твой как раз.

      Настя села в кресло, кинула на стол полупустую пачку сигарет, быстро взглянула на экран и тут же отвела глаза: от одного только взгляда на Мельника ей стало плохо.

      – Что вы увидели? – спросила его рыжая, с веснушками, Анюта.

      – Тухлое мясо с опарышами. Червей много. Мяса – кусков пять-шесть. Довольно крупные куски. Все запаяно в стеклянный куб.

      – О как! – сказал Ганя.

      В аппаратной повисла тишина. Аня по ту сторону экрана тоже не знала, что сказать, и молчала, ожидая указаний. Ганя и Настя смотрели друг на друга. Молчание нарушил Славик, невысокий полный звуковик в серой футболке, сидевший за соседним пультом.

      – Я видел, он до съемки с Иринкой разговаривал, с логгершей, – робко произнес он.

      Ганя и Настя одновременно выдохнули и расслабленно откинулись в креслах.

      – Тогда понятно, – кивнула Настя. – А Иринка откуда знает?

      – Ну мало ли… Может, Руслик сказал… – ответил Ганя. – Может… Ну кто-то еще. Ну я не знаю.

      – Надо будет еще раз их вздрючить. Расслабились!

      – Надо будет.

      Они снова замолчали. Аня с Мельником по ту сторону экрана молчали тоже.

      – Так что с ним делать? – спросил Ганя.

      Настя не ответила. Тогда Ганя набрался храбрости и продолжил:

      – Насть, по большому счету, он нам не нужен. Смотри: он не понимает, что делает; все, что знает, говорит напрямую. Ему никто не поверит, все поймут, что он выучил ответы. Ты все испортишь, если его возьмешь.

      Настя молчала.

      – Насть… Ну Насть… Ну и что, что он угадал? Ты же знаешь: вырежем его из эфира – и все. Нет эфира – нет человека. Нет человека – нет проблемы.

      Настя наклонилась к микрофону.

      – Анют, отпускай его, – сказала она, а потом повернулась к Гане: – Я считаю, он молодец. Давайте посмотрим, какой он был в зале.

      Ганя молчал, пока Настя смотрела запись, на которой Мельник кутался в пальто и растирал замерзшие руки. И в постели с ней молчал. А когда попытался начать разговор, она оттолкнула его от себя и сказала:

      – Ганя, тебе домой пора. Мне завтра рано вставать.

      Потом, резко откинув одеяло, отправилась