Звёздочка моя новогодняя. Маргарита Южина

ужас, – охнула Татьяна. – Нет, Эд будет жить с семьей, в отапливаемом помещении. Ему нельзя терять голос.

      – Позвольте продолжить, – опять уткнулся в бумажку главный. – Значит, сегодняшний день уходит на обустройство. А завтра, прямо с утра, мы даем детский утренник в десять ноль-ноль. А в семь мы покажем «Гамлета».

      – Как?! – округлила глаза Татьяна. – Опять «Гамлета»? Но нас же просили не ставить эту нудятину на праздник!

      Криворуков гордо тряхнул головой и глазами, полными презрения, уставился на Татьяну:

      – Как?! Как у вас язык повернулся назвать это великое произведение нудятиной?

      – Это не у меня язык повернулся, это заказчик так назвал великое произведение, – пробурчала Татьяна.

      – И он прав, – вступился за нее Игорь Веткин. – Потому что в нашем исполнении это произведением-то назвать сложно. Опять Эдмунд Леонидович забудет слова, Анжела Кузьминична снова выпросит роль Офелии, и Гамлет будет строить глазки собственной матери в исполнении Дины!

      – Остановите автобус, я выйду, – надменно поднялся Эдмунд Леонидович.

      Они уже проезжали густой лес, но водитель тут же остановил автобус.

      – Кому выйти понадобилось? – крикнул он со своего места. – Если че, так все дела можно сделать за автобусом, а то в снег провалитесь.

      – Это какой-то ужас, – обиженно плюхнулся на свое место Банченко.

      – Хорошо, что вы остановились, – встала Татьяна Олеговна. – Анастас Борисович, если вы не забыли, мы должны еще елку с собой привезти. Вот здесь и можно ее срубить. Вон какая красавица растет.

      – Елки рубить нельзя, – надменно фыркнул супруг.

      – А мы потом штраф заплатим, – успокоила его жена. – Эд, пойдем с тобой рубить. Я выберу, а ты срубишь.

      Ей так хотелось, чтобы муж вышел с ней, чтобы заметил, как она хороша в этой короткой дубленочке, в новой белой песцовой шапочке и белых же сапожках. Но Эд больше не проронил ни слова. Он смотрел в окно. Зато подскочил Веткин:

      – Татьяна Олеговна! Я с вами! Я срежу эту елку… Господа! У кого-нибудь есть ножик?

      – Я топор взял, – вытащил откуда-то топор Криворуков. – Но рубить я не могу, у меня ревматизм.

      Со своего места поднялся Чеботарев.

      – Пойдемте, братья славяне, помогу. Вы ж без меня утонете сразу… Татьяна, ты идешь? Веткин!

      Они вышли из автобуса и направились к славной пушистой елочке.

      – Тань, ну как? Нормальная? – повернулся к Татьяне Чеботарев. – Рубим?

      – Да, наверное… – равнодушно отозвалась та. – Руби, да пойдем в автобус… Холодно уже.

      – Вы замерзли? – встрепенулся Веткин. – Давайте я вас согрею.

      – Еще чего, – фыркнула Татьяна и надменно отвернулась. Этих слов она ждала вовсе не от Веткина.

      В этот же миг в нее попал снежок. Она вздрогнула.

      – Что это? – недоуменно уставилась она на своих спутников.

      Те усердно рубили елочку. Татьяна отвернулась… и снова в нее попал снежок.

      – Да что ж такое-то? – возмутилась она и тут же получила