Нация. Апокалипсис. Том третий. Вячеслав Гришанов

Раньше, ты же помнишь, мы все говорили только по-русски.

      – То было раньше, а сейчас, Егор, другие времена! Скоро половина Европы будет говорить на украинском языке. Мы этих чертей заставим плясать под нашу дудку.

      – Не знаю даже, что и сказать, – глядя на Пронько, проговорил Сомов. – Слишком убедительно говоришь.

      – А тут и говорить ничего не надо: что есть, то есть.

      – Ты так думаешь?

      – Я не думаю, а знаю. Через десять лет мы должны стать самой богатой державой Европы, если хочешь, другой Францией!

      – Главное, Серёжа, чтобы Украина не стала второй Германией.

      – А чем тебя так пугает Германия?

      – Меня она не пугает, просто французское безумие далеко не так безумно, как немецкое, ибо в последнем, как сказал один знающий человек, есть система.

      – Скажу тебе по секрету, Егор: нам не страшны будут никакие системы…

      С Украиной будут считаться все страны не только Европы, но и мира.

      – Слушай, мне кажется, что ты грешишь поспешностью.

      – Никакой поспешностью я не грешу – вот увидишь. У нас 52 миллионов образованного населения, развитая экономика, промышленность, морской флот…

      Со слов Сергея, Егор понимал, что всё меняется на глазах, причём так быстро, что он не мог себе и представить. И хотя в душе он радовался таким изменениям, мысли его были о другом. О том, что он знал Пронько одним, а сейчас он видит перед собой совершенно другого человека, который находится под воздействием каких-то мощных идеологических призывов. И эта ситуация его как-то настораживала. Настораживала тем, что все его суждения сводились не только к мирному развитию страны, но и к воинственности, и к национализму. Рассуждая, он весь был на каком-то подъёме, словно ему пообещали золотые горы. Глаза его горели так, что Сомов испытывал если не страх, то, по крайней мере, какие-то странные чувства, от которых холодела спина. Он стоял как вкопанный и слушал Сергея. Сомов и дальше бы слушал его, но какие-то незнакомые молодые люди с флагами и плакатами окликнули Пронько. Обратив на это внимание, Сергей тут же махнул им рукой, выражая чувства не только общности, но и солидарности.

      – Не знал, что ты такой целеустремлённый, – глядя на Пронько, проговорил Сомов.

      – Егор, во мне, как в любом человеке, многое отсутствует, но во мне есть чёткое понимание того, что я хочу. И я к этому стремлюсь.

      – Даже не знаю, что и сказать, – разводя руками, проговорил Сомов.

      – Не надо ничего говорить, Егор, надо брать от жизни всё, что можно, и действовать. Время рассуждений закончилось, впереди время побед…

      В то время как Пронько говорил, к ним незаметно подошёл высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти. Егор не мог не обратить внимания на его развитую мускулатуру, на крепкие мясистые руки, на которых были видны наколки, и на лицо, на котором проступали черты жестокосердия. «Ну и друзья у Пронько», – глядя на незнакомца, подумал Сомов.

      Не поздоровавшись, мужчина сразу обратился к Пронько, причём голос его, как показалось Егору, соответствовал его внешности:

      – Сергей,