Нация. Апокалипсис. Том третий. Вячеслав Гришанов

народ своим национализмом, так ещё и вышучивают людей, которые не украинцы, чтобы не только ущемлять их в правах, но и совершать против них преступления. И таких “групп” становится всё больше и больше. Такое ощущение, что украинцы не могут нормально жить, дышать, пока не скажут какой-нибудь пошлости в адрес русских. Или сказать, на худой конец, что-нибудь с иронией. Все они в один голос говорят, что все нации стоят ниже украинской. Что украинцы народ довершённый, цивилизованный, а все остальные – дикари. И всё это приходится слушать. Пусть не каждый день, но часто. Что же это за “удивительное” время такое? Что же это за свобода такая, если мы похоронили все человеческие, все межнациональные ценности, скрепляющие нас как цивилизованных людей. Неужели украинскому народу, пережившему Отечественную войну и потерявшему миллионы людей, вновь близка идеология Гитлера и его друзей, провозгласивших расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Или, быть может, украинские политики решили продолжить дело господина Черчилля, его расовую теорию, утверждавшего, что только нация, говорящая на английском языке, является полноценной нацией, призванной вершить судьбы всего мира. Нет, добром это точно не закончится. Слишком далеко всё зашло», – заключил он.

      И всё же, преодолевая себя, находя время, он много читал, во многом пытался разобраться. Тема оказалась настолько скучной и малоинтересной, что развивать ему её не хотелось, поскольку она была далека от его духовных интересов. Он считал, что все сочинительства о национализме – это продукт одиноких людей, лишённых всего, кроме своих мыслей, которые проповедуют не что иное, как агрессию, жестокость и сверхсилу. Короче, все носители подобных идей ему крайне не нравились. Более того, он их презирал.

      К сожалению, «Книгу бытия украинского народа», первый манифест украинского национализма эпохи модерна и основной текст Кирилло-Мефодиевского общества (1846–1847) написанный историком Николаем Костомаровым и поэтом Тарасом Шевченко, достать ему не удалось. Но ему хватило и того, что он прочитал, что пролило мало-мальски свет на эту проблему. И этого было ему достаточно. Всё остальное он черпал через общественно-политическую жизнь, к которой всегда проявлял здоровый интерес. «Конечно, – думал он, – заставить украинцев любить Россию и уважать русский народ дело трудное: польские феодалы, обладая невероятной жестокостью, сделали своё дело, разобщив и наделив славян такими же жестокими сердцами. Так что ждать от них жалости не приходится».

      Сомов хорошо помнил выражение В.И. Ленина об Украине, сказанное им ещё в 1919 году, но актуальное и в наши дни. «Теперь на Украине каждая банда избирает кличку, одна свободнее другой, одна демократичнее другой, а в каждом уезде по банде». «И всё же, – размышлял он, – несмотря на такое положение дел, заставить украинцев сдерживать свою агрессию и русофобию можно. Для этого нужны определённые силы и механизмы. Чего, к сожалению,