Граф Грей. Николай Семченко

а в самой плите внизу зазиял пролом – от постоянных пинков. Но этому обстоятельству, впрочем, радовались владельцы собак: их питомцы теперь бегали туда-сюда совершенно беспрепятственно.

      И вот в подвале этого дома, пропахшем кошками, мышами и канализационными стоками, в серых лохмотьях паутины, вонючей грязи и клочках копившейся десятилетиями пыли, Дьяволенок решил соорудить «Подвальчик» – местечко для услады души, сердца и тела. Так он, по крайней мере, объявил в чате, пригласив в компаньоны графа Грея.

      Предполагалось, что это будет что-то вроде закрытого клуба для избранных. Впрочем, в здешний бар мог войти любой желающий, имеющий достаточно средств, чтобы расплатиться за кофе с настоящим ямайским ромом или за бокал жидкого солнца со славного острова Мадейры или шпипучий нектар из прославленной Шампани, но, впрочем, были тут и вина попроще: «Абрау Рислинг», южнобережный Токай, крымские мускаты, хванчкара и ляна – на вкус, быть может, не слишком утонченный, но, тем не менее, взыскательный.

      На особицу от них стояли настойки, собственноручно приготовленные графом Греем из корней элеутерококка, заманихи, женьшеня, а также листьев, цветов и плодов таежных растений. Они источали невообразимо густой аромат марей и перелесков, светлых полян и угрюмых урочищ, веселых полей с голубыми васильками и деревенских околиц, заросших чередой и одуванчиками. Кажется, дух самого лета был заточен в каждую бутылочку, запечатанную красным сургучом, и стоило его сковырнуть, вытащить плотную пробку – и светлая, радостная волна июльского полдня победным фейерверком взвивалась под самый потолок, захватывала, как взбунтовавшаяся мятежная толпа, всё пространство вокруг. И даже прохладный коричневый пластик столиков вдруг нагревался, как корочка свежеиспеченного хлеба, и от него поднималось легкое тепло и согревало руки. А за цветными витражами окон в это время падали с деревьев желтые, фиолетовые, красные листья, или посвистывала озорная шалунья-вьюга, или зловредный старикашка Мороз, хихикая, пощипывал прохожих за уши и носы…

      Внутри бара была дверь, скрытая занавеской из пестрых ракушек: они висели на длинных ниточках, нанизанные наподобие перцев или грибов для просушки, – и стоило их задеть, даже совсем тихонечко, как слышалось осторожное поскрипыванье белоснежного песка под ногами, легкое движение ласковой волны, вкрадчивое рокотанье теплого ветерка, запутавшегося в листьях душистых акаций. Но эту занавеску могли отдернуть лишь посвященные, ибо вход обычным посетителям преграждал швейцар.

      Кто попадал сюда впервые, обычно принимал его за настоящего: внушительного вида дядечка неопределенного возраста, скорее всего, отставной майор гражданской обороны – плотный, розовощекий, с ржаными усами, привыкший к разливному пиву и вяленой корюшке, он был одет в мундир с блестящими позументами, и глядел на всех блестящими голубыми глазами, изредка подмигивая хорошеньким посетительницам. Однако это