Лицо для Сумасшедшей принцессы. Татьяна Устименко

не купишь… Я порылась в походной сумке, выудила пузырек с настойкой тысячелистника и кукурузных рылец, зубами выдернула деревянную затычку и, кривясь от горечи – отхлебнула прямо из горлышка. Через пару минут мне заметно полегчало. Мысли обрели привычную ясность, мерзкая тошнота отступила. Застегнув помятый колет и плеснув в лицо степлившейся водой из медного рукомойника, я бодро простучала каблуками вниз по лесенке.

      В обеденном зале было не многолюдно. Может, по причине раннего времени, а может, что выглядело более правдоподобным, всему виной оказались вчерашние разнузданные выходки пьяного орка. За единственным, каким-то чудом уцелевшим столом, сидел сам Огвур, нахмуренный, опухший и самую малость смущенный. Черные волосы небрежно собраны в кривой хвост, один глаз заплыл и не открывается, второй – брезгливо устремлен на тарелку только что сваренной, дымящейся ухи из ершей.

      – Ты поешь супчика то, сразу легче станет, – нудно бубнил полуэльф, пытаясь всунуть в судорожно сжатую ладонь тысячника здоровенную ложку, больше смахивающую на половник.

      Огвур поморщился:

      – Отравился я, – с заметным усилием и словно оправдываясь, выдохнул он, распространяя густое сивушное амбре. – Хреновые у хозяина лепешки оказались…

      – И не хреновые они вовсе, а – овсяные! – робко вякнул трактирщик.

      – Лепешки? – заломил изящную бровь Лансанариэль.– Лепешки? Так это они всему виной, после вина, пива, водки и самогона? Думаешь, трактирщик в них сушеные мухоморы подмешивает?

      Я звонко рассмеялась. Орк глянула на меня укоризненно:

      – Хотел бы я пожелать тебе доброго утра, Мелеана. Да вот, не могу…

      – А все из-за негодных овсяных лепешек! – ехидно ввернул Ланс.

      Огвур энергично кивнул – запамятовав про отравление, скабрезно выругался и схватился за ноющий лоб.

      – Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила я.

      Белый волк поднял на меня мученический взор:

      – Бывало и лучше. В хрониках часто упоминается, что все великие люди жили не долго, но шумно. Вот и мне что-то не здоровится…

      Ланс гаденько хихикнул.

      – А если тебя настоечкой полечить? – неосмотрительно предложила я.

      Огвура передернуло:

      – До смерти зарекаюсь пить что-нибудь, крепче простой воды!

      – Ну, дай то Пресветлые боги, – с облегчением проворчал трактирщик, торопливо сколачивающий новую скамью.

      Полуэльф скептично покосился на орка и принялся аккуратно хлебать уху.

      – А Эткин где? – поинтересовалась я, придвигая к себе вторую, наполненную тарелку и большой ломоть черного хлеба. Уха оказалась вкусной. Жизнь снова налаживалась.

      – Их драконство в овине дрыхнут, – доверительным шепотом сообщил мне хозяин. – И упаси боги их разбудить. У меня итак уже от ихненского храпа две курицы нестись перестали, гусак заикаться начал, теленка на понос пробило, а порося…

      Не говоря ни слова, я вынула еще один самоцвет