Салон недобрых услуг. Валерий Гусев

ужинайте сами. Без моих ушей!

      Мама не успела «забинтовать ухи» – зазвонил телефон. Она сняла трубку.

      – Добрый вечер, Семен Михайлович, рада вас слышать. Здоровье? Мое? Спасибо, хорошо. Ухо? Да, конечно. Да, спасибо. – Мама позеленела. – Спасибо, обязательно. – И брякнула трубку: – Посоветовал непременно закапать в ухо. А что закапать, он, оказывается, забыл. Странная история… – И мама опять посмотрелась в зеркало. С каким-то недоверием к самой себе.

      А назавтра уже Алешка застрял перед зеркалом, прихорашивался.

      – Что случилось? – спросила мама.

      – Мы в гости идем, – деловито сообщил Алешка, не сводя глаз со своего отражения.

      – Это когда? – мама тоже взглянула в зеркало, улыбнулась. – Покушать успеете?

      – Не знаю, сегодня идем. Средним вечером.

      – Каким? – изумилась мама. – Каким вечером?

      – Средним.

      – Такой бывает? Это что-то новенькое.

      Алешка возмутился:

      – Интересные вы люди! Раннее утро у вас бывает? Поздний вечер бывает? Значит, и средний вечер тоже бывает!

      Мама не стала спорить, а Лешка, пыхтя от возмущения, продолжил свое прихорашивание. Чтобы произвести впечатление на Королеву красоты какого-то района. Маминой щеткой для волос он пытался уложить свой непослушный хохолок. Но ничего у него не получалось: хохолок упрямо и задорно торчал на макушке.

      – Сливочным маслом намажь, – посоветовал я.

      – Что я, бутерброд, что ли? Может, мне еще и кусок сыра на макушку положить?

      – Лучше колбасы, – сказала мама. – Аппетитней. А еще лучше заодно и руки помыть. – Мама с интересом наблюдала, как Алешка роется в шкафу в поисках своей любимой рубашки.

      – Я, может, – пропыхтел он из глубины шкафа, – еще и шею вымою.

      – Медведь в лесу сдох, – вздохнула мама, – не иначе.

      – Какой медведь? – Алешка высунулся из шкафа. – С грязной шеей?

      – Так говорят всякий раз, – объяснила мама, – когда какой-нибудь человек совершает необычный для него поступок. Например, помоет руки перед обедом. И оба уха перед сном.

      – Это не про нас. – Алешка снова скрылся в шкафу и пробубнил оттуда: – Мы руки моем когда надо. А не всякий раз.

      – Не поняла, – вздохнула мама. И без труда нашла на верхней полке любимую Алешкину рубашку.

      В нашей семье эту рубашку только Алешка любит. Он сам ее выбрал, на рынке. В палатке, где продавали всякие уцененные вещи.

      – Какой ужас, – сказала при этом мама. – У тебя вкус дикаря. Или артиста эстрады.

      – Ничего, – успокоил ее папа, когда увидел Алешку в обнове, – зато не потеряется. «Вы не видели тут мальчика в яркой рубашке?» «Видели! От него и бежим».

      Когда Алешка (со скандалом) явился в этой рубашке в школу, наш директор Семен Михалыч сперва от него шарахнулся, а потом строго сказал:

      – Еще одно такое хулиганство, Оболенский, и я тебя переведу в другую школу. Или отдам в зоопарк, к павлинам и попугаям. Впрочем, мне их жалко – они все тогда поумирают…

      – От зависти? – безмятежно спросил его Алешка.

      – От ужаса.

      В