Николай II. Расстрелянная корона. Книга 2. Александр Тамоников

делай сам. У меня нет никакого желания тебя отмазывать. А насчет привычки – так все когда-то приходится делать впервые. Сейчас провернешь дело с ограблением, потом, глядишь, надоест терпеть гулянки жены. Будешь знать, как с ней вопрос решить. Набирайся опыта жизни, доктор.

      – Боюсь я!

      – О жене подумай. Как она сорвется, узнав, что ты забрал не только деньги, но и ее драгоценности.

      – Об этом думать еще страшнее. Но вы сказали, что свое почти получили. Почему «почти»?

      Федор посмотрел на Рохера и спросил:

      – В гостиной ремонт делали, как вселились в квартиру?

      – Небольшой. Супруга что-то по мелочам изменила.

      – Я вижу, что здесь все другое, спрашиваю о серьезном ремонте. В частности, камин трогали?

      – Нет, не трогали, зачем? Он в прекрасном состоянии.

      Волков изобразил улыбку, больше похожую на звериный оскал.

      – Очень хорошо. – Он подошел к камину, кочергой подцепил плитку, оторвал ее, вытащил еще две, затем достал из образовавшейся ниши небольшую сумку, заглянул в нее и проговорил: – Кажется, все в порядке. Вот и славно. Что, Герман, удивлен?

      – Так у вас в камине был тайник?

      – Как видишь. Сумка теперь маловата. Саквояж есть?

      – Конечно.

      – Я не о том спрашиваю, в котором ты свои лекарства и прочую медицинскую ерунду таскаешь. Другой свободный саквояж есть?

      – Есть. Позавчера только купил на смену старому.

      – Где он?

      – В кабинете.

      – Пошли!

      – Я и сам могу принести.

      – Пошли, говорю. Пока я не уйду, ты будешь сопровождать меня.

      – Ну хорошо, пойдемте.

      Волков забрал саквояж, в который были уложены экспроприированные деньги и ценности, а также собственные сбережения, и прошел в прихожую. Рохер послушно следовал за ним.

      У выхода бывший ссыльный взглянул на доктора и заявил:

      – Я ухожу. Ты, Герман, сидишь дома ровно двадцать минут, а потом начинаешь действовать. Понял?

      – Понял, – поникшим голосом ответил Рохер.

      – Двадцать минут, доктор. В ночлежке веди себя так, как я сказал. Все.

      Волков аккуратно закрыл за собой дверь, выбрался во двор, зашел в дворницкую.

      Евсей ждал его.

      – Ну и как, Федор Алексеевич, поговорили с доктором?

      – Конечно, поговорил.

      – И что он? Живой или как?

      – Живой. Ты вот что, Евсей, скоро Рохер должен уйти, а позже сюда наведаются чужие люди. Не надо, чтобы ты их видел.

      – Как же такое возможно? Не пускать во двор чужаков – моя обязанность.

      – У тебя баба знакомая есть?

      – Говорил же, Федор Алексеевич, без надобности она мне. Хотя есть землячка, Лизуха, недалече комнату снимает.

      – Так вот, ты вечером закроешь ворота и ступай к ней.

      – Зачем?

      – Чтобы чужих людей не видеть. Как хочешь, но задержись у нее подольше. Или прогонит?

      – Нет, не прогонит.

      – Отлично. Посидишь у нее подольше и возвращайся.