Зачем дана вторая жизнь. Людмила Герасимова

Думаю, может, забудут обо мне. Так нет! Вошёл молодой мужик огромного роста с длинными русыми волосами и красным шнурком вокруг головы, посмотрел на меня, ухмыльнулся плотоядно, взвалил на плечи и вынес на воздух, как молодую овечку.

      Вижу – двор соседей моей матери, посреди три телеги. На них снопы ржи, свежие туши овец, бочки мёда, холсты, кухонная утварь, и к одной привязана корова. Меня свалили на холсты, снопами обложили, чтоб на землю не упала. Лежу и смотрю: гладкие кони чужое сено жуют, чужие мужики – их больше десяти – в хороших расшитых рубахах (в таких в деревне не ходят), с мечами на боку. Ещё четверо чужаков во двор сгоняют моих односельчан, среди них мать и братья, свекровь и Васёна, а Варнавы нет.

      Выходит вперёд мой похититель – видно, он главный – объявляет всем, что теперь два раза в год будут дань собирать с каждого двора, и перечисляет, значит, что должен приготовить каждый двор к осени. Бабы и дети в рёв, мужики возмущённо гудят. А чужаки вскочили в стремена и с гиканьем и свистом пустили коней трусцой. Тронулась и телега подо мной. Я поравнялась с Васёной – она ближе всех стояла – и как закричу что есть силы. Не знаю, смогла ли услышать она меня за грохотом телег, цоканьем копыт и другим шумом, но взглянула в мою сторону.

      Я лежала в снопах и тихо плакала, покидая родные места, до полусмерти напуганная неизвестностью. Мысленно прощалась с бабкой Манефой, матерью и братьями. Ехали вдоль леса не спеша, временами солнце ослепляло меня, потом пропадало в листве. Я то жмурилась, то открывала глаза, и всё плакала о своей горькой судьбе. Так я и уснула. Разбудили меня крики и топот. Спорили рядом. Я поняла, что вернулся дозор, и что недалеко ещё деревня. Решали, как поступить. Самого молодого оставили сторожить телеги и меня, все остальные поскакали через поле за добычей, – Лена умолкла, переводя дух.

      – А что дальше? Рассказывай! – поторопила Анна. – Ты продолжение видела?

      – Да. Стала я кричать, воды просить. Никто не подходит. Попыталась ослабить верёвки на руках и ногах – сил не хватило, скатиться вниз тоже не получилось – снопы под боками мешают. Лежу куклой наверху – надо мной на ветке воробей клювом крылышко чистит, рядом со мной лошадь фыркает, телегу трясёт, а людей, вроде, нет! Только крикнула я «спасите», как телега дёрнулась, и надо мной безусый парень возник. Глаза любопытные, корчагу показывает. А мне как пить лёжа? Усадил он меня, напоил квасом. Я ему связанные руки показываю, прошу: «Развяжи! Убегать не стану!». Присел он рядом и спрашивает:

      – А как звать тя?

      – Радуней! – отвечаю, а сама думаю, как сбежать, пока остальные не вернулись. – А тебя как величать?

      – Петром кличут! – отвечает, и всё меня рассматривает.

      – А куда вы меня везёте? – спрашиваю.

      – Не знаю. Куда всю подать, туда и тя!

      Помолчал мой сторож немного, грызя соломку, и опять интересуется:

      – А кто тя тащил? Отец?

      – Нет, – говорю, – свёкор. А зачем вы его убили? – спрашиваю. – А отрока куда дели?

      – Кудась убежал – мал, испужался. А свёкра жалко? Он же тебя бил.

      – Нет,