Элиза и ее поклонники. Дженнифер Адамс

Элизе. Между прочим, она не могла не отметить, что со стороны барона фон Хоэнхорна это довольно-таки благородно – заботиться о ее добром имени.

      – Хотите, я велю принести нам по бокалу вина? – предложила она и рассмеялась при виде обескураженного лица своего собеседника.

      Он, возмущенный, вскочил.

      – Как можете вы шутить такими немыслимыми вещами? Мы здесь одни, и о нас, чего доброго, подумают…

      – Успокойтесь, барон. Я вас не скомпрометирую. Сядьте, пожалуйста, опять. Я хочу вам кое-что объяснить.

      Элиза подождала, расправила юбки и, спокойно поглядев на Филиппа, сказала:

      – Все это неправда.

      Барон фон Хоэнхорн нахмурил брови.

      – То есть как?

      – Все неправда. Того, о чем вы подумали, прочтя это письмо, на самом деле не было.

      – Но оно же написано вами?

      – Верно. Однако это не настоящее письмо, а страница романа, который я недавно начала сочинять. На бале я показала первую главу своей подруге Анне фон Креберн. Очевидно, тогда-то листок и затерялся. Благодарю вас за то, что вы сохранили его и возвратили мне. Но уверяю вас: нет никакой нужды предостерегать меня от тайных связей. Я дорожу своим добрым именем и могу сама о себе позаботиться.

      Элиза улыбнулась, довольная этим маленьким монологом.

      – И я могу вам поверить? – произнес Филипп скорее с облегчением, нежели с недоверием.

      – Ну конечно же. Видите ли, читая это письмо, вы не учли одного обстоятельства: послание хоть и написано моею рукой, однако адресовано женщине. Обрати вы внимание на это противоречие, вам все стало бы ясно, и недоразумения бы не вышло.

      – Так это, по вашему замыслу, письмо мужчины?

      – Разумеется.

      Филипп фон Хоэнхорн покачал головой.

      – Мне так не показалось.

      – Нет? – переспросила Элиза, перестав самоуверенно улыбаться.

      Выходит, она не сумела достоверно передать чувства мужчины?

      – Видите ли, – сказал Филипп фон Хоэнхорн, подавшись вперед, – слова, которые вы выбираете, очень… э… сентиментальны. И еще этот пассаж про платье. Я в точности не запомнил, но там описываются детали дамского туалета.

      Элиза кивнула. Филипп продолжал:

      – Мужчина не обратил бы внимания на такие подробности. Он заметил бы, пожалуй, только цвет платья да форму декольте, да еще, может быть, то, как ткань обхватывает стан женщины. – Барон кашлянул. – Но не какие-нибудь кружева или оборки. Их бы мужчина описывать не стал.

      Ах, как обидно! Неужели весь труд Элизы оказался напрасен?

      – Тогда о чем же он упомянул бы? О прическе?

      Филипп слегка улыбнулся – впервые с тех пор, как вошел в музыкальный салон.

      – Нет, графиня. Думаю, он скорее отметил бы нежную кожу шеи, а в сцене с платьем, зацепившимся за ветку, обратил бы внимание на лодыжку, показавшуюся из-под юбок.

      Элиза украдкой посмотрела на свои ноги: к счастью, они были благопристойно скрыты подолом.

      – Так вот, стало быть, как смотрят на нас мужчины? – вырвалось у нее.

      – Боюсь, что да.

      – Откуда