Город, которого нет. Юлия Бекенская

возле мамки, у рыжего борта «Пингвина» торчит. Этих она не обидит, старик расстроится.

      Поближе подплыть, прижаться к скользкому от тины борту…

      – Надолго к нам? – спросил боцман.

      Николай пожал плечами. Он засыпал на ходу, последние сутки выдались хлопотными.

      – Ладно, – боцман хлопнул его по плечу. – Я Ильичу сказал: этот – последний. Спалится дед. Он у нас один на всех партизан.

      – Мой дед Митяй тоже партизаном был, – откликнулся Николай. – Геройский мужик, недавно совсем помер, до девяноста не дотянул чуток. Слесарь от бога! Все умел: любой замок зубочисткой… сейчас бы это дело оценили. Один пунктик имел: воды до трясучки боялся. По пьяному делу такое лепил! Хоть вызывай санитаров, – помялся, все-таки добавил: – Из-за его наследства я тут и торчу. Да от жадности бабьей…

      Боцман хлебнул из фляжки – черной, с оскалом веселого Роджера:

      – Яхтсмены подогнали. Хочешь? – протянул собеседнику.

      Тот хлебнул, поблагодарил кивком.

      – Беспокоюсь за Ильича, – продолжал боцман. – Да и нам бы отсюда пора… спалить корыто к чертовой бабушке… ты видел, как горят корабли?

      Не дождался ответа, вздохнул:

      – А я видел, во Владике… Их, когда на иголки ободрали, солярой поливают и жгут. Прикинь: стоит на рейде корабль. День горит, два… Когда остынет, можно внутрь пролезть. Гарью тянет… Пусто: ни тебе переборок, ни потолка. Хоть танцуй. И тии-иихо…

      Он прикрыл глаза.

      – Жалко, конечно… но там вот – покой. Скажи, отчего так: на баржах брошенных, в кораблях горелых, домах пустых – такое спокойствие ощущаю… Прям как Будда. – Он был уже не очень трезв, загорелый рыбацкий Будда в тельняшке.

      – Тут тоже покой, – отозвался Николай, – уж намного спокойней, чем там, – махнул в сторону города.

      Тихий плеск за кормой. Боцман открыл глаза. Перегнулся за борт, сказал:

      – Ты вот что. Иди, покемарь внизу. Отдохни.

      Николай скрылся в люке. Боцман всмотрелся в туманный берег. Ухо уловило музыку и бурчание двигателя.

      – Нездоровое оживление, возня и гам, – пробормотал он. – Покой нам только снится…

      – Эта ночь может нам помочь, – летел из окон джипа нежный девичий голос. Тачка подпрыгнула на ухабе, водитель ругнулся. Пассажир на переднем сидении продолжал:

      – Если он вписался, то и отвечать должен. Где бабло? Нет бабла. Где эта, мать, авто… лярва? Астролямбда?

      – Астролябия, – поправил Ярый.

      Он развалился сзади на кожаном сидении. Костюм, без этих ваших малиновых пиджаков, классический, цвет – мокрый асфальт, рубашка в тон. С банком удачно перетер сегодня по кредиту. Без кожанок-кепок последнее время он себя ощущал рангом повыше. Бизнесмен, чо.

      Синебрюхов продолжил:

      – Где лох? Нету. Но дед-то есть?

      – Есть, – лениво ответил Ярый.

      – Бухгалтер, милый мой бухгалтер, – пела магнитола.

      – Притормози-ка,