Из пены или из ребра. Ольга Андреевна Муравьева

теперь, почему Лизу так тянет в это место… Во-первых, здесь прошло её детство, когда родители были ещё молоды и полны сил. Во-вторых, это действительно какой-то рай по сравнению с тесной, душной, насквозь пропахшей старостью, болезнью и лекарствами квартирой, где Лизе в течение многих лет, день за днём приходится поддерживать едва теплящийся огонёк жизни в восковом, почти обездвиженном мамином теле и попутно вести борьбу с папиными капризами и упрямством….

      Каково всё это наблюдать взрослеющей Нюше, я даже представить не могу. Хотя, наверное, она уже привыкла. Как и привыкла всё время быть рядом с матерью, словно её тень, её двойник… Раз в месяц она видится с отцом, но их отношения больше похожи на отношения брата и сестры. Подруг у неё нет. Недавно, правда, подружилась с мальчиком – в театральной студии, где занимается под руководством мамы.

      Помню, Лиза когда-то мечтала стать актрисой. Теперь вот ставит спектакли с детьми. И не только ставит, а ещё и пишет сценарии, и песни к ним, и сама порой играет на сцене и поёт… Как ей удаётся всё это успевать, одному Богу известно. Наверное, Он и пособит. Хотя сама Лиза в Бога не верит категорически. Не любит всё, связанное с религией и церковью. Она такая типично советская девочка из семьи госслужащих, где в доме всю стену занимал стеллаж с книгами (он, кстати, по-прежнему на месте, правда, заполнен теперь больше по Лизиному вкусу – не классикой, а фантастикой и фэнтези), где постоянно смотрели и пересматривали отечественные добрые фильмы о любви и дружбе, а Лиза пересматривает их и теперь, стойко ограждая и себя, и Нюшу от всего современного, западного, авангардного… Порой мне кажется, что она так и осталась там, в далёком нашем прошлом, а приезжая на дачу, она и вовсе словно открывает портал в свое счастливое беззаботное детство….

      Ручей тихонько напевает свою незамысловатую песенку, а маленькая птичка, невидимая в густой листве, вторит ему, задумчиво и немножко грустно. Я отправляюсь в обратный путь со своей булькающей в запотевшей канистре ношей.

      – Вот, теперь хватит точно. Отдыхай, Олечка. Можешь вон в гамак лечь, Нюша его привязала… Не надо нам помогать! Справимся… В прошлый раз Сева с нами ездил, так он знаешь как тут пахал, мы с Нюшей не успеем глазом моргнуть, а он уже другую работу просит! Вот, что значит мужская сила!…

      Лизины русалочьи глаза – пусть и окружённые уже сеточкой ранних морщинок – сияют, как алмазы из-за стёкол очков. В голосе начинают явно угадываться нотки кокетства и страсти, которые неизменно появляются, когда Лиза говорит о мужчинах, причем, любой возрастной категории. Нюша же при упоминании о Севе заливается краской, так, что россыпь прыщиков на лице становится незаметной на общем фоне и, сутулясь ещё сильнее обычного, ретируется за кусты крыжовника.

      – Но мы в долгу не остались, конечно! – Лиза переходит на полушёпот, чтоб Нюша не слышала, но оттенок чувственного восторга в её голосе не блекнет. – Мы взялись помогать Севе с учёбой… Оказалось, что там всё очень запущено, а экзамены-то на носу. Так что я срочно стала учить физику,