«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности. Генри Каттнер

это может сказаться на сборах, но подобная мелочь…

      – Пджрзксгл! – возопил Сен-Сир на своем родном языке и, восстав из кресла, взмахнул микрофоном, зажатым в огромной волосатой лапе.

      Мартин ловко изогнулся и вырвал у него микрофон.

      – Остановите показ! – распорядился он властно.

      Все это было очень странно. Каким-то дальним уголком сознания он понимал, что при нормальных обстоятельствах никогда не посмел бы вести себя так, но в то же время был твердо убежден, что впервые его поведение стало по-настоящему нормальным. Он ощущал блаженный жар уверенности, что любой его поступок окажется правильным, во всяком случае, пока не истекут двенадцать часов действия матрицы.

      Экран нерешительно замигал и погас.

      – Зажгите свет! – приказал Мартин невидимому духу, скрытому за микрофоном.

      Комнату внезапно залил мягкий свет, и по выражению на лицах Уотта и Сен-Сира Мартин понял, что оба они испытывают смутную и нарастающую тревогу.

      Ведь он дал им немалую пищу для размышлений – и не только это. Он попробовал вообразить, какие мысли сейчас теснятся в их мозгу, пробираясь через лабиринт подозрений, которые он так искусно посеял.

      Мысли Сен-Сира отгадывались без труда. Миксолидиец облизнул губы – что было нелегкой задачей, – и его налитые кровью глаза обеспокоенно впились в Мартина. С чего это сценарист заговорил так уверенно? Что это значит? Какой тайный грех Сен-Сира он узнал, какую обнаружил ошибку в контракте, что осмеливается вести себя так нагло?

      Толливер Уотт представлял проблему иного рода. Тайных грехов за ним, по-видимому, не водилось, но и он как будто встревожился. Мартин сверлил взглядом гордое лошадиное лицо, выискивая скрытую слабость. Да, справиться с Уоттом будет потруднее, но он сумеет сделать и это.

      – Последний подводный эпизод, – сказал он, возвращаясь к прежней теме, – это невообразимая чепуха. Его надо вырезать. Сцену будем снимать из-под воды.

      – Молчать! – взревел Сен-Сир.

      – Но это единственный выход, – настаивал Мартин. – Иначе она окажется не в тон тому, что я написал теперь. Собственно говоря, я считаю, что весь фильм надо снимать из-под воды. Мы могли бы использовать приемы документального кино.

      – Рауль, – внезапно сказал Уотт. – К чему он клонит?

      – Он клонит, конечно, к тому, чтобы порвать свой контракт, – ответил Сен-Сир, наливаясь оливковым румянцем. – Это скверный период, через который проходят все мои сценаристы, прежде чем я приведу их в форму. В Миксо-Лидии…

      – А вы уверены, что сумели привести его в форму? – спросил Уотт.

      – Это для меня теперь уже личный вопрос, – ответил Сен-Сир, сверля Мартина яростным взглядом. – Я потратил на этого человека почти три месяца и не намерен расходовать мое драгоценное время на другого. Просто он хочет, чтобы с ним расторгли контракт. Штучки, штучки, штучки.

      – Это верно? – холодно спросил Уотт у Мартина.

      – Уже нет, – ответил Мартин, – я передумал. Мой агент полагает, что мне нечего делать в «Вершине». Собственно