Цветы пустыни. Живиль Богун

от грёз.

      «Господи, уже вечереет! Сколько же времени я тут просидела? А ужин кто будет готовить? И на террасе я не прибралась…» – соскочив с качелей, она бегом кинулась к дому.

      На террасе уже хозяйничала Эмилия: вытряхнув за перилами скатерть на радость воробьям.

      – Мам, прости, я задумалась и совсем потеряла счёт времени…

      – Ничего, – улыбнулась Эмилия. – Ну как, определилась с тканью на платье?

      – Да, – кивнула Эль. – Хочу такую, как у Евы, только более тёплого оттенка – как луна над тропическим морем… Это вообще возможно?

      – Думаю, да, – в свою очередь кивнула Эмилия и тут же перескочила на другую тему: – Что нового у Евы?

      Эль даже не стала спрашивать, откуда мама знает, что она разговаривала с сестрой.

      – Они с Тобом смогут приехать только на свадьбу. Но к нам едет Клим – и везёт Селию!

      – Отлично, – сказала Эмилия. – Будет тебе подружка. Мне показалось, вы с первого дня знакомства нашли общий язык. Очень интересная девочка, на мой взгляд…

      – Да, с ней не соскучишься, – подтвердила Эль. – Я пойду, приготовлю ужин?

      – Давай вместе состряпаем что-нибудь новенькое, пока папа работает? Что-то я засиделась за этими коклюшками, уже в глазах рябит…

      И мать с дочерью, обнявшись, прошли на кухню. Рыжий Барбос тотчас спрыгнул с кресла и потрусил следом.

      ***

      Клим Галицкий считал себя человеком терпеливым: стоическим в принципе и толерантным к проявлениям человеческих слабостей в частности. Единственное, чего он не мог вынести, это покушения на его свободу. Правда, мало кто осмеливался на подобное. Клим с детства был самостоятельным, всегда остро чувствовал ответственность за свои поступки, поэтому ни мама, ни бабушка с дедушкой не посягали на его право выбора – с того самого момента, когда трёхлетний пацанёнок решил, что пора отдать его в садик…

      С другой стороны, получается, никто никогда и не испытывал его терпения, то есть, не заставлял его делать то, чего он не хотел. И теперь Клим неожиданно осознал, что порядком ошибался в границах своей хвалёной стойкости. Потому что болтливая пигалица сумела довести его до белого каления уже в первый час пути!

      Сначала он честно попытался с ней договориться.

      – Послушай, Селия, – сказал Клим девушке, вольготно расположившейся на соседнем сидении спорткара, – я езжу быстро…

      – Класс! – радостно отозвалась та. – Прокатимся с ветерком! Верх откроешь?

      – Нет! Предпочитаю не отвлекаться от дороги. Поэтому пожалуйста, не приставай ко мне с разговорами.

      – Больно надо! – фыркнула Селия и демонстративно отвернулась к окну.

      Надо отдать ей должное: за последующий час она не проронила ни слова. Сидела надувшись, сложив руки на груди, и пялилась на стремительно мелькающие виды за окном автомобиля. Молча. Но это было самое шумное молчание, какое только доводилось слышать Климу. Её мысли, эмоции, чувства метались по всему салону, ударяясь о стенки и отскакивая, словно теннисные мячики в сквоше – десятки, сотни