Зной. Константин Юрьевич Бояндин

сомнений, что он считает Алису своей дочерью, причём любимой.

      – Папа, я тебя люблю, – восторженно отозвалась Алиса.

      Может, другие и не заметили, но Роман заметил. Павел Листьев вздрогнул, ощутимо удивился и переглянулся с женой.

      – Артур Фёдорович? Мария Александровна? Вы не против?

      – Конечно, не против, Лиза. А если потом сможете у нас погостить, будем очень рады, – улыбнулась им мама Романа.

      – С удовольствием, – ответили Роман и Алиса в голос и рассмеялись.

      Роман кивнул Алисе и посмотрел в камеру.

      – Мама, вам точно не нужна помощь? У нас с Лизой нет пока планов… – Роман посмотрел в глаза Алисы, и та кивнула в ответ.

      – Ничего-ничего, мы справимся. Отдыхайте, вы заслужили. Молодцы!

      Вторая пара родителей подтвердила, что да, молодцы. И сеанс прервался.

      Алиса вновь привлекла его к себе, поцеловала. И, отпустив, наклонила голову, Роман и так понимал, что она смотрит на его шорты, причём смотрит так, чтобы его смутить.

      – Не бойся, это в камеру не попало, я постаралась, – заверила Алиса, и расхохоталась. – Идём, ты – мой!

      – Хочешь к колодцу, да?

      – Никаких колодцев! – Алиса держала его за руки. – Быстро ко мне! Иначе это будет прямо здесь. Что? – улыбнулась она чуть шире. – Новые отговорки?

      – Никаких, – говорить, когда тебя целуют, довольно сложно. – Включи сначала все датчики, которые отключила. Всю запись снаружи. И отключи всю тревогу, а?

      – Да, ты прав! Бегом, или я за себя не отвечаю!

                                            * * *

      Теперь всё было наоборот, Алиса лежала на спине, раскинувшись, согнув правую ногу в колене, а Роман лежал, опираясь на локоть, гладил её по животу и всему, что рядом. Алиса жмурилась, улыбаясь. А снаружи вновь собрался горячий вечерний дождик, он настойчиво постукивал в окно: «Впустите? Впустите?»

      Четыре раза. Это то, что Роман помнил отчётливо, четыре раза они убегали в душ и там «ухаживали», как выражалась Алиса, и возвращались обратно уже снова заряженные, разгорячённые, одержимые друг другом. Но всё отчего-то было не так – не так, как могло бы быть. Не было жадного желания забрать, отнять свою часть удовольствия, и ещё раз, и ещё, словно завтра не наступит. Всё было по-другому, хотелось не забирать удовольствие себе, а дарить и видеть то удовольствие, и радость, и получать его, стократно, самому. Вспомнился не очень приличный анекдот: «Долго ли умеючи! – Умеючи? Долго…» – раньше Роман смеялся над ним, не особо понимая.

      Теперь понял.

      – Похоже, я полюбил этот запах, – признался он, осторожно склонив голову так, чтобы прижаться щекой к животу Алисы.

      Та едва слышно рассмеялась, погладив его по голове.

      – Смотри, кончат их выпускать, придётся другими пользоваться. И что делать будешь?

      Роман уселся, глядя в глаза Алисы. И внезапно понял без слов и объяснений.

      – Любить – это раз и навсегда?

      – Раз