Семья вурдалака. Алексей Толстой

Петр и их невестка. – Слава тебе Господи!

      – Господи, сохрани и помилуй нас! – торжественно проговорил Георгий. – Как знать, прошло ли уже или не прошло десять дней?

      Все в ужасе посмотрели на него. Человек между тем все приближался к нам. Это был высокий старик с белыми усами, с лицом бледным и строгим; двигался он с трудом, опираясь на палку. По мере того как он приближался, Георгий становился все мрачней. Подойдя к нам, старик остановился и обвел свою семью взглядом как будто не видящих глаз – до того они были у него тусклые и впалые.

      – Что ж это, – сказал он, – никто не встает, никто не встречает меня? Что вы все молчите? Иль не видите, что я ранен?

      Тут я заметил, что у старика левый бок весь в крови.

      – Да поддержи отца, – сказал я Георгию, – а ты, Зденка, напоила бы его чем-нибудь, ведь он, того гляди, упадет.

      – Отец, – промолвил Георгий, подойдя к Горче, – покажи свою рану, я в этом знаю толк, перевяжу тебя…

      Он только взялся за его одежду, но старик грубо оттолкнул его и обеими руками схватился за бок:

      – Оставь, коли не умеешь, больно мне!

      – Так ты в сердце ранен! – вскричал Георгий и весь побледнел. – Скорей, скорей раздевайся, так надо – слышишь!

      Старик вдруг выпрямился во весь рост.

      – Берегись, – сказал он глухо, – дотронешься до меня – прокляну!

      Петр встал между отцом и Георгием.

      – Оставь его, – сказал он, – ты же видишь, больно ему.

      – Не перечь, – проговорила жена, – знаешь ведь, он этого никогда не терпел.

      В эту минуту мы увидели стадо, возвращающееся с пастбища в облаке пыли. То ли пес, сопровождавший стадо, не узнал старика хозяина, то ли другая была причина, но едва только он завидел Горчу, как остановился, ощетинился и начал выть, словно бы ему что-то показалось.

      – Что с этим псом? – спросил старик, серчая все более. – Что все это значит? За десять дней, что меня не было, неужто я так переменился, что и собственный пес меня не узнает?

      – Слышишь? – сказал своей жене Георгий.

      – А что?

      – Сам говорит, что десять дней прошло!

      – Да нет же, ведь он в срок воротился!

      – Ладно, ладно, я уж знаю, что делать.

      Пес не переставая выл.

      – Застрелить его! – крикнул Горча. – Это я приказываю – слышите!

      Георгий не пошевелился, а Петр со слезами на глазах встал, взял отцовскую пищаль и выстрелил в пса – тот покатился в пыли.

      – А был он мой любимец, – проговорил он совсем тихо. – С чего это отец велел его застрелить?

      – Он того заслужил, – ответил Горча. – Ну, стало свежо, в дом пора!

      Тем временем Зденка приготовила питье для старика, вскипятив водку с грушами, с медом и с изюмом, но он с отвращением его оттолкнул. Точно так же он отверг и блюдо с пловом, которое ему подал Георгий, и уселся около очага, бормоча сквозь зубы что-то невнятное.

      Потрескивали сосновые дрова, и дрожащие отблески огня падали на его лицо, такое бледное, такое изможденное, что, если бы не это освещение, его вполне можно было