Все люди – братья?!. Александр Ольшанский

время повышались старые и придумывались новые налоги. Послевоенных налоговиков разве что переплюнули ельциноиды. Налогом облагались фруктовые деревья, кусты, домашние животные. С каждого поросенка требовали сдать шкуру. Вместо коз у нас появилась корова Зорька – каждый год надлежало сдать 400 литров молока определенной жирности. Поэтому нередко мать наливала две стеклянные четверти молока, тогда нынешних трехлитровых банок не существовало, ставила их в кошелку и отправляла меня на пункт сдачи молока – в соседнее село Капитоловку.

      Но какими трудностями оборачивалось содержание коровы! На зиму следовало заготовить сено. А где? Ведь всё вокруг колхозное, но не мое… Если поймают с косой или вязанкой травы – тюрьма обеспечена. Казалось бы, если люди платят тебе налоги натурой, молоком, так помоги же им держать животных. Нет, большевики, хотя и попивали наше молоко, частнособственнические инстинкты пресекали в зародыше. Нас спасала полоса отчуждения железной дороги. Там и пасли мы свою Зорьку, боясь, что она начнет щипать колхозную траву. А луг, если разобраться, был деда-прадеда. Сено покупали на базаре, наверное, у лесников, которым выделялись покосы.

      Вся наша окраина боялась и ненавидела обходчика по кличке Безрукий. Он был капитоловским, колхозное охранял, как верный пес. Много горя и неприятностей он принес людям: увидит, что корова пасется не там, тащит ее на колхозный двор. Попробуй корову оттуда забрать! Или поймает с мешком травы для кроликов – штраф! Однажды он сторожил колхозную бахчу, так мы ему в шалаш подложили снаряд и подожгли. Шалаш сгорел, а снаряд, к сожалению, не взорвался.

      Государство и большевики призывали служить им честно и преданно. Однако создавались такие условия жизни, что по-настоящему честным человеком оставаться никто не мог. Рядом Донбасс, а уголь, да и то орешек, то есть спрессованную угольную пыль, начали продавать только при Хрущеве. А топить-то печки надо. Чем? Меняют шпалы на железной дороге – тащат старые шпалы. Падает уголь с вагонов, когда они трогаются, люди ходят с ведрами. Собирая уголь, погибла будущая теща брата Виктора, оставила совсем малолетних детей. Наиболее отчаянные сбивали жердями уголь с вагонов на полном ходу. Занятие даже имело свое название – гартовка. Опасное для жизни и личной свободы. Из завода вывозили шлак в тупик – люди выбирали несгоревшие угольки. В лесу собирали иголки и шишки. И рубили деревья, поскольку добыть наряд на дрова в рай- или горисполкоме было так же легко, как овладеть иголкой со смертью Кощея Бессмертного.

      Мать билась, чтобы одеть, обуть и прокормить нас, как рыба об лед. Родители, сколько я их помню, всегда ссорились. Мать любила отца, а он все-таки, наверное, любил свою австриячку. Скандалы возникали почти каждый день. Мать упрекала отца в том, что для него наша семья чужая, что лучше бы он уехал к своей австриячке, – все знали бы, что отца нет.

      Он был сезонным рабочим. И привычка к сезонности у него въелась в кровь. Зимой он, редко ссужая мать деньгами, отдыхал, ходил на